Сергей Рядченко - Укротитель баранов

– Получается, – сказал Баранов, – что он ждал повышения ровно столько же, сколько мы с тобой, Вань, не виделись. Всю жизнь, да? При тех скоростях-то!

– На год меньше, – сказал я. – Но сопоставимо.

Баранов выпил.

– А в музее там, Ярик, под стеклом как раз Елизаветы указ на сей счёт Петровны, тоже весь в завитушках. Божиею милостию мы Елисавет Первая, Императрица и Самодержица Всероссийская, и прочая, и прочая, и прочая. Известно и ведомо будет каждому. Представляешь! Вот же излагали, да? Служил Нам верно. Ревности и прилежности службе Нашей выказал. Вот в Наши ротмистры и произведен всемилостивейши. И читай меж строк, Ярик, что пускай, бля, саксонец спасибо скажет, что вообще сносил башку на плечах.

– Вот житуха! – сказал Баранов. – Ну, давай, Вань, за него, а?

Мы содвинули стаканы, и я омочил в «Камю» губы, но горла не промочил.

– А у бургомистра там еще одна книга есть. Со всей их, бля, родословной по-черному, по их линии… – и снова, блин, чуть было не сболтнул, что не бароны они.

– Смотрел?

– Нет, Ярик, бля! Отвернулся! Глаза потупил.

Баранов от счастья аж зажмурился:

– Листал?

– Ну конечно. Говорю ж, был с Дороти.

– И что там?

– Да всё там! А тебе хочу подарить номерок один. Будешь теперь ставить на него в казино.

– И что это?

– Семьсот первый. Семь ноль один. – Я не без труда вытащил из барановской хватки фотографию надгробия и написал на обратной стороне черным фломастером 701 . – Вот. Чтоб не забыл наутро.

Баранов поглядел на цифры и ждал объяснений. А я с ними не торопился. Я вдруг вообще перестал нестись и не поспевать. Баста, набегался. Снизошло. Враз вдруг и без усилий прекратил я тревожиться о сроках – о сроках на часах, и на календаре, и на этот вечер, и на потом. И стало мне прекрасным тут образом всё по барабану. Однако ж рядом с тем местом в груди, где обитала прежняя тревога, возникла тревога новая, еще нераспознанная, чуть ли не о судьбах России от Балтийского моря до Тихого, и в связи с этой новой тревогой сказать себе, хороша ль моя метаморфоза или она себе так себе, я пока не умел.

– И? – не выдержал Баранов.

– Семьсот первый, – повторил я, мурыжа его еще чуть-чуть. Но дальше уже было б моветоном. – Под этим номером, Ярик, значится наш Геронимус в родовой их книге Мюнхгаузенов всех, какие были и есть. А было их, Ярик, тыщи две, не меньше. Их, кстати, ведь и в наши дни обитает человек полтораста.

– Скажи, пожалуйста! – воскликнул Баранов. – Бог им в помощь! Но нам до них дела нет. Правильно? Нам с тобой подавай нашего! Верно?

– Так вот! – я широко, по-цирковому указал на бюст, и тот, можем не сомневаться, вмиг просиял всем своим мраморным ониксом.

– Давай за нашего, – сказал Баранов и плеснул себе в пустой стакан и мне в полный. Он теперь ловко делал вид, что в упор не замечает, что я не пью. – За Иеронима нашего Карла Фридриха, правильно? барона фон Мюнхгаузена! Пусть живет себе и здравствует! Себе на здоровье!

– И нам на радость!

Мы содвинули стаканы и смачно выпили; в смысле, Баранов да, а я всё еще нет – омочил губы и поставил стакан, зато на всю катушку пожелал от души барону нашему и себе с ним заодно, и нам всем заодно с нами всего самого наилучшего.

– А вот будет тебе, Ярик, наверное небезынтересно всё же проведать про то, что в роду у нашего попадались господа те еще?

Баранов с аппетитом хрустел закуской и жмурился в удовольствии.

– Будет, Ваня, – сказал он. – Обязательно будет.

– Ну тогда знай для начала про Гилмара. Из века семнадцатого. Он отвагой славу добыл. Он полками распоряжался. Бился, говорят, чертяка, как лев, один против ста.

– Наш человек!

– А вот в современниках у Геронимуса хаживал типа дядя его. Герлах. А целиком Герлах Адольф фон Мюнхгаузен. Так тот вообще учудил такое, отчего тебе надо будет срочно накатить. Потому как восторг душевный ну просто же рвёт на части.

– А ну поглядим, – сказал Баранов. – Чем нас Адольфушка, брат, порадует?

– Ну, не Адольфушка давай, Ярик, все-таки от греха подальше, а давай Герлуша.

– Да зови хоть груздем! Говори уже.

– А что говорить! Харизма, видать, у чувака была, что надо, и души склад такой, знаешь, благостный.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Homo erectus– (лат.) человек прямоходящий.

Именуемая в народе сталинской однотомная «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс» 1938-го года выпуска. Её потом и в 40-е издавали.

Тсантса( цанца ) – особым образом высушенная человеческая голова. В настоящее время охота за головами находится под запретом, однако на деле за определённую сумму можно заказать себе подобный сувенир.

За треть века до встречи Баранова с Иваном Поль Робсон в специальном киносюжете спел по-русски 36-й, канонический, вариант «Песни о Родине» Исаака Дунаевского на слова Кумача из кинофильма «Цирк». «Широка страна моя родная! – спел Робсон. – Много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». И дальше, товарищи, по тексту: «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей, человек проходит как хозяин необъятной Родины своей. Наши нивы глазом не обшаришь, не упомнишь наших городов, наше слово гордое «товарищ» нам дороже всех красивых слов. С этим словом мы повсюду дома, нет для нас ни чёрных, ни цветных, это слово каждому знакомо, с ним везде находим мы родных». Ну, и с чем тут поспоришь, особенно теперь? И долго потом крутили его перед каждым сеансом во всех кинотеатрах, отчего чернокожий бас из Америки стал нам своим не хуже Шаляпина.

Трудно поверить, но никаких слов в нём никогда не было. Создавая еще один шлягер к фильму, Дунаевский обошелся без поэтов.

В аутентичной цитате о важнейшем из всех для нас искусств рядом с кино, между прочим, назван и цирк. А добавим скандал, так и того лучше.

Одесская минералка, что солонеет год от года, но обожаема многими коренными жителями.

What's Hecuba to him, or he to Hecuba… – Что он Гекубе? Что ему Гекуба? – крылатая фраза из «Гамлета». Принц это восклицает впечатлённый искусством перевоплощения актёра и его способностью переживать события, лично его не затрагивающие. А тот прочел Энея монолог, живописующий страдания Гекубы, жены убитого троянского царя. Иносказательно фраза используется как в отношении человека, безразличного к чему-либо или кому-либо, так и по отношению к тому, кто вмешивается в не касающееся его дело.