Наталья Сахарова - В едином ритме. Три повести

Первым проектом дочки стало новое здание городской библиотеки. Нашёлся спонсор, среди молодых архитекторов организовали конкурс. Её проект победил. Она была безумно счастлива. Отец подарил ей тогда машину (нужно было много перемещаться по городу).

Теперь она востребованный архитектор. Хотя ей нет ещё и 30 лет. В этот раз она была в Дубае, как главный архитектор одного из объектов. Горжусь дочкой.

А вот и она! Пойду открывать.

Выглядит уставшей. Видимо, прямо с самолёта к нам.

Дочь? Её голос! Неужели, пришла? Боялся, что потерял своих детей навсегда.

Поздоровалась с матерью. Поцеловала её. Наверное, обнялись. Дети любят жену – она посвящала им всю себя.

Подошла к кровати, смотрит. Глазёнки красные. Порывалась броситься ко мне, обнять. Видимо, одёрнула себя. Заплакала.

Выбежала из комнаты, не хочет показаться слабой. Слышу, рыдает навзрыд в коридоре. Дверь захлопнулась дважды – жена, видимо, вышла вслед за ней.

Презирает меня дочка. Я сам себя презираю. Если б мог двигаться, выбросился бы из окна. Но я даже это сделать не могу, лежу овощем.

Возвращаются. Дочь села рядом. Всхлипывает.

– Прости, что раньше не приезжала. Была в командировке. Вот сегодня вернулась и сразу к вам.

Замолчала. Как же это тупо: хочу попросить прощения, а не могу. Пытаюсь говорить, а получается только мычание. Промычал – сам ужаснулся. Дочь опять всхлипнула.

Какая она красавица. 29 лет. Только вчера, кажется, была маленькой. Я мог кружить её, пока не устанет. Очень любила кружиться. И прыгать с рук в море. Теперь не то, что покружить, я даже сказать ей ничего не могу. А что бы я сказал? «Прости, я люблю тебя»? Она это знает. Мою вину слова не искупят. Это звучало бы как оправдание, а тут не оправдываться нужно. Заботиться о них – всё, чего я хотел бы. Но теперь я не способен на это, наоборот, они обо мне продолжают заботиться.

– Врач сказал, тебе нужно питаться. Должны витамины поступать. Твой организм сейчас занимается восстановлением, нужно ему помогать. Пообещай, что ты будешь есть?

Промычал. Она удовлетворённо кивнула. Но опять всхлипнула.

– Сейчас мне нужно идти. Меня на объекте ждут. Но я приду завтра.

Снова промычал в ответ. Собрала эмоции в кулак – сильная она, хоть и плачет, вся в мать.

Подавила слёзы, наклонилась ко мне и поцеловала в лоб. Почему-то всех больных близкие люди целуют в лоб, как детей. Наверное, поцелуй в лоб – индикатор нежности и преданности. В лоб целуют, когда не стесняются показать насколько любим и дорог человек.

Доченька, это самый заветный поцелуй в моей жизни! Надеюсь, когда-нибудь я смогу обнять тебя. Если ты позволишь.

А сын, наверное, не придёт. Он меня никогда не простит.

Расстроилась доченька, разревелась. Не ожидала, что папа, который всегда был сильным, носил её на руках, станет таким немощным.

Пожалела, думаю, что злилась на него. Она уже достаточно взрослая, чтобы понимать: никто не застрахован от ошибок.

Он счастлив, что дочь пришла. Думал, наверное, дети отвернулись от него. Хотя, конечно, ждал, что придут. Дочь вот добралась. Сын ещё злится, но он простит и придёт повидать отца. Мы ведь семья. А муж выздоровеет, я верю. У нас хороший врач. Приходит каждый день, проверяет его, делает массаж. Врач массажирует всё тело по утрам, а я по вечерам. С таким диагнозом как у мужа, некоторые так и не начинают ходить. Но я надеюсь на чудо, и на любовь.

Часто вспоминаю, как сын лежал после травмы. Ему было 19 лет. Сломал бедро. Упал со стропы. Тогда он только начинал заниматься своим слэклайном.

Я даже не знала, что это такое. Оказывается, ребята натягивают стропу между двумя неподвижными объектами и ходят по ней, балансируя. Начинал сын на маленькой высоте в городских парках. Потом забирался всё выше. И вот как-то сорвался со стропы и упал. Сделали операцию, поставили фиксаторы для закрепления костей в правильном положении. Полгода он мучился. Массаж тогда тоже делали, ногу разминали. Больно видеть, как сын, которого раньше не заставишь и пяти минут посидеть на одном месте, лежит с переломанной ногой. Для него самого это был шок. Но окреп и снова принялся за слэклайн.

Сейчас уже на большой высоте ходит. Прошу, чтобы страховкой пользовался. Но видела фотографии: идёт по стропе, натянутой между зданиями, и без страховки.

Очень волнуюсь за сына. Он еще и порывистый такой, огненный у него темперамент. Не знаю, в кого он. Мы с мужем никогда никакими экстремальными видами спорта не занимались. Может быть, его потому и тянет на это?

Я не отговариваю. Это лучше, чем пить или курить. Вот отец их по пьяному делу чуть жизни не лишился.

Проснулся от крика. Кто-то ругался в коридоре. Сын! Его голос.

– Почему ты носишься с этим подонком, он же предал тебя?! И продолжает мучить. У тебя уже одни глаза торчат, щёки впали. Я не хочу, чтобы ты угробила себя из-за него.

– Он твой отец! Все ошибаются. Не говори так о нём, пожалуйста.

– Он давно умер для меня как отец!

– Не надо так, сынок, – голос срывается. Сейчас заплачет, бедная моя жена.

– Почему ты отказалась от сиделки? Тебе нужно продолжать жить, на работу хотя бы ходить.

– После того как я оставляла его с сиделкой, он был сам не свой. Не мог уснуть. Переставал даже пытаться говорить, а он должен постоянно тренироваться. Сиделка – чужой человек, а ему нужна забота, ласка. У него тяжелое положение, он нуждается в нас.

– Ты даже не спишь, мам, ты так долго не протянешь.

– Ничего, сынок. Сплю, не волнуйся. Сейчас острый период, он сильно мучается. Скоро станет легче.

– Не хочу больше про него слышать! Я пошёл. Принесу завтра днём продукты.

Сын выругался и хлопнул дверью.

Жена вошла в комнату. Глаза мокрые. Поправляет одеяло. Поняла, что я всё слышал.

– Упрямый мальчик. Но ты не волнуйся, он поймёт, оттает.

Какая она добрая. Гореть мне в аду, что обижал её. Хотя я же уже в аду: прагматичный и похотливый подонок, которым я был, разбился насмерть в той аварии.

Щёки и правда впали. Глаза уставшие и сейчас мокрые. Но всё равно красивая, самая красивая женщина на свете. Если выживу и смогу ходить, буду носить её на руках. Если не будет поздно.

За что она только любит меня? А ведь любит, и сильно, так преданно она заботится обо мне, жертвуя собой. Хоть плакать не разучился. И уже могу ощущать: потекло по щекам, во рту солёное и на подбородок стекает. Она увидела – и у неё опять слёзы. Вытерла ладошкой моё лицо.

– Всё будет хорошо!

Она действительно в это верит. Наклонилась надо мной, обняла за плечи.

Любимая, жена, самый важный человек для меня! Мне нужно было почти умереть для того, чтобы понять это.