Гаджимурад Гасанов - Зайнаб (сборник)

– Ты, партизанская сука, – нанес он второй удар, – осмелилась поднять руку на офицера рейха?! – он узкими когтистыми клешнями вцепился мне в глотку и приподнял вместе с ревущим сыном. – За это ты будешь наказана! Он своим рябым лицом прислонился к моему лицу, злобно прошипел:

– Не одумаешься, будешь сопротивляться, кусаться – в лучшем случае, будешь сидеть в карцере, потом сгниешь в лагере для военнопленных. А в худшем случае, отдам в казарму с ротой голодных солдат! Я, кажется, выразился на понятном тебе языке? А это, – он вытащил из внутреннего кармана кителя мой снимок с мужем, снятый на нашей свадьбе, – моя козырная карта. Будешь глупить, передам в гестапо, тогда тебе капут! Мы о тебе с мужем все знаем. Хочешь, ознакомлю тебя с некоторыми фактами из твоего, как у вас русских говорят, личного дела? Так слушай! Ты с золотой медалью окончила среднюю школу в Харькове, там же учишься в авиационном институте. По всей вероятности, не глупа, даже слишком умна и разборчива в жизни. Поэтому вот мой тебе совет: проявишь смекалку, изворотливость ума, тогда твой сын останется с тобой, а твой партизан будет цел. Он даже будет выпущен из карцера. Твоя мать тоже не будет посажена в карцер. Так выбирай, красавица: на весах стоит твоя жизнь, жизнь ребенка, мужа, матери. Сглупишь, тогда вы будете всей семьей повешены на виселицах! Предупреждаю, – заговорил шепотом мне на ухо, – я первый раз на этой войне женщине из стана врага иду на уступки… Тебе повезло, ты очень красива и твоя красота спасает тебя. Пользуйся предоставленной возможностью остаться живой, даже наслаждаться жизнью.

Он потянулся ко мне своими слюнявыми губами, я отшатнулась и плюнула ему в лицо:

– Козел ты паршивый, а не офицер рейха! Ты способен всего лишь драться со слабыми женщинами. Если ты такой герой, тогда покажись со своими фрицами в лесу нашим партизанам, тогда они преподнесут вам уроки мужества!

Он размахнулся, чтобы дать мне пощечину, но я успела увернуться. Он не удержался на ногах, поскользнулся, размахивая руками, упал под мои ноги. Я рассмеялась ему в лицо. Он вскочил, потянулся ко мне, чтобы меня повалить на пол, но остановился. Его осенила какая – то мысль, он зло и мстительно улыбнулся. Подбежали полицаи, стали руками чистить его мундир, сдувать пылинки с него. Офицер оглядел свой мундир, отряхнулся, из нагрудного кармана вытащил накрахмаленный носовой платок, вытер лицо.

– Ну что, красавица, вольному воля, а грешному ад… Готовься принимать у себя в избе роту солдат… Гельмут, – кликнул он одному из автоматчиков, стоящих на часах во дворе, – запри эту партизанку у себя в спальне, а ее щенка и старуху закинь в подвал. Жди дальнейших указаний!

Он в приветствии вскинул руку:

– Хайль, Гитлер!

– Хайль! Хайль! Хайль! – в ответ вскинули руки автоматчики и полицаи.

Он собирался уходить. В это время к нему прибежал посыльный из жандармерии и что-то на ухо тревожно передал. У офицера нервно задергался правый глаз, он писклявым голосом дал краткую команду:

– Солдаты, солдаты! Отставить приказ! Партизанке немедленно подайте ее пальто, ребенку пеленки, детскую одежду! Вытолкните на улицу старуху и отведите ее в жандармерию. Быстро, быстро! Эй, скоты, – заорал он на полицаев, – помогите партизанке спешно одеться и оденьте ребенка! Быстро, скоты!

Полицаи в поисках моих платьев, верхней одежды, детского белья, ползунков разбежались по избе. Я надела платье, разорванное в противоборстве с моим насильником, на плечи накинула пальто. Полицаи спешно запеленали моего сынишку.

Теперь, – он обернулся ко мне, – марш в жандармерию в распоряжение начальника тайной жандармерии майора Дитриха! Раз, два! – и сам последовал рядом с нами.

Здание, где располагалась жандармерия, находилось недалеко от моей избы. Вместе с матерью и плачущим ребенком на руках шла вперед под конвоем немецких автоматчиков. Я вчера была первой леди Харькова, а сегодня, изнасилованная немецким офицером, втоптанная в грязь, с шестимесячным ребенком и старой матерью топала на суд шефа тайной немецкой полиции. Мать, еле держась на ногах, отстала, плелась позади меня. Наши соседи, хуторяне с вытаращенными глазами выглядывали из-за заборов избушек, посылая проклятия вслед нам.

В здании жандармерии мать отвели куда-то. Меня повели в кабинет шефа тайной жандармерии. Мой насильник подбежал к старшему офицеру, похоже, больному туберкулезом, боком поглядывая на меня, стал тому спешно что-то объяснять. Тот меня оценивающе оглядывал с ног до головы, кивал головой в знак согласия, когда с ним в чем-то не соглашался, багровел лицом, за линзами очков зло выкатывал белки глаз. Я, полуодетая, вся озябла, мои плечи были открыты, не до конца застегнуты пуговицы платья на распахнутой груди. Под давлением грязных взглядов немецких офицеров я чувствовала себя самой падшей женщиной.

Майор, жадным взглядом оглядывая меня с ног до головы, явно вынашивал какой-то план. Он был так сильно поражен моими внешними данными, до такой степени загляделся на меня, что временно забыл, где он находится. Когда он из своих мечтаний вернулся в реальность, ладонью руки прошелся по узкому невзрачному лицу и заговорил со мной на чистом русском языке:

– Госпожа Зарра, не бойтесь, Вас здесь никто не тронет. С сегодняшнего дня Вы находитесь под надежной охраной Немецкого Рейха. Успокойтесь и, пожалуйста, пройдите в соседнюю комнату. Там есть условия, чтобы Вы себя с ребенком могли привести в порядок. Вам там приготовлено чистое белье, платья, детская одежда и все такое прочее… Захотите, примите ванную, переоденьтесь, отдохните…

По тому, как шеф тайной немецкой жандармерии вел себя, как разглядывал меня, можно было безошибочно говорить, что я и к нему попала не в качестве арестованной партизанки…

Я прошла в соседнюю комнату, приняла ванную, искупала сына, переоделась во все чистое, одела сына. Вошла в зал. Он был обставлен в классическом восточном стиле: диваны, кресла, зеркала, шкафы; на полу были разостланы персидские ковры, в серванте красовалась тонкая китайская фарфоровая посуда, серебро. Села на диван, сына накормила грудью. Когда в детской комнате укладывала его спать в детскую кроватку, ко мне постучали. В зал зашел молодой офицер тайной жандармерии:

– Здравствуйте, госпожа Зарра. Наш шеф в Вашем вкусе не ошибся. Вы выбрали к лицу прелестное платье. К тому же Вы от природы исключительно красивы. Вы, – разглядывая меня, покраснел, – очень понравились господину майору. Я бы сказал, Вы на него произвели сильное впечатление. Он в душе поэт, художник, тонко разбирающийся во всем прекрасном, особенно в женской красоте. Меня тоже можете принять в круг своих друзей и во всем на меня положиться. Я желаю Вам удачи, благополучия. Кроме этого хотелось бы Вам дать один очень ценный совет: во всем соглашайтесь с нашим шефом. Я об этом говорю исключительно в Ваших интересах. Поведете себя легкомысленно, тогда погубите себя, мужа, ребенка, старую мать…