Array Сборник - Ялос-2016. Сборник Ялтинского международного литературно-музыкального фестиваля

Вокруг костра пустились в пляс…
Вдруг кто-то громко хлопнул дверью —
И иллюзорный мир погас.
Опять война, разруха, голод,

Лишений, бед роится сонм,
И леденящий душу холод,
И неуверенность во всём.
Ожесточение без меры,

В душе – мышиная возня,
И надоевшие портьеры,
И в них гуляющий сквозняк.
И вьюга за окошком воет,

По крыше ветками шурша…
Эх, одеялом с головою
Укрыться б, лечь и не дышать!
Чтоб трубы больше не трубили —

«Ура! Вперёд! На бой и труд!»
Чтоб все вас начисто забыли —
И кто, и где, и как зовут!
Но вновь поэт читает строки,

Сгущая сумрак голубой,
И вновь бегут по телу токи —
И отступает мир жестокий,
И затихает в сердце боль.

Нам не будет никогда тридцати.
Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово «плен».
Им не вынести в домах тишины.
Никаким теплом нельзя их согреть.
И уже не разогнуть им спины
До свистящего, как хрип, слова «смерть».

Нас два десятка молодых и сильных,
Но до смерти измученных парней,
Познавших «прелесть» тесноты могильной
В одном из пакистанских лагерей.
Не все, наверно, побывали даже
В атаках, быстротечных и лихих.
Но кто и как сюда попал – не важно!
Мы кровью смоем все свои грехи.

А где-то по утрам еще морозы
Тончайшим льдом хрустят на мостовых.
Но в белых рощах тонкие березы
Уже готовят ветви для листвы.

Надежда – тот последний свет, который
Тропинку дарит путнику во мгле.
Мгновение – и сорваны запоры,
И корчится охранник на земле.
Пусть будет наш парад без предисловий,
Но это будет с музыкой парад!
И вот уж руки, липкие от крови,
Чужой перехватили автомат.

А где-то снова грозы разыгрались.
И хлеба ждет весенняя земля.
И, как ефрейтор, длинноногий аист
Вышагивает важно по полям.

Сейчас не до речей сентиментальных.
Пощады нам не ждать – война не спорт.
Уже не будет коек госпитальных,
Не подоспеет краснозвездный борт.
Но есть Москва, есть Ленинград и Волга,
И сердце есть, которое стучит…
А «духам» мы запомнимся надолго:
Чему-то ж нас успели научить!

А где-то жизнь, далекая, как звезды,
Спокойная, как чистый детский сон!
И в дымке голубой прохладный воздух,
И у причала тихий шелест волн.

Нас будут долго выбивать из склада —
В нем импортной взрывчатки сотня тонн.
Для фейерверка это то, что надо!
Ведь это наш последний бастион.
И на свою «ударную» работу
Мы напоследок поглядим с небес.
Пусть в этом нам помогут вертолеты
Паршивых пакистанских ВВС.

А где-то в мирном городке рабочем,
Где старый дом и над трубой дымок,
Вдруг женщина проснётся среди ночи
И сдавленно шепнёт: «Сынок… сынок…»

Нам не будет никогда тридцати.
Наши матери не встанут с колен.
От отчаянья не даст им уйти
Безысходное, как стон, слово «плен».
Ни фамилий наших нет, ни имен…
Что безвестности страшней для солдат!
Неизвестно, кто и где погребён.
Неизвестно, кто и в чем виноват!

Прошелестит настенный календарь,
Перевернув последнюю страницу.
Листков пронумерованные птицы
Умчатся в историческую даль.

Но жизнь на этом не закончит бег,
Иных земных хлопот добавив людям.
Ну что ж, прости-прощай, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.

Покуда нас не подвела беда
К последнему прощальному застолью,
Ты с нами остаёшься навсегда
Своим величьем и своею болью!

За то, что был победный фейерверк,
За то, что ты дарил надежду людям,
Благодарим тебя, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.

Бывали мы у роковой черты,
Когда в умах безверье и разруха,
Свидетелями общей слепоты —
И взлёта человеческого духа!

За дым костра, сулящего ночлег,
За долгий путь, что был суров и труден,
Благодарим тебя, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.

За жар пустынь! За белизну снегов!
За синеву обители небесной!
А также за друзей! И за врагов!
Ведь жизнь без них была б довольно пресной!

Пока весна – светла и горяча —
Из-подо льда высвобождает реки,
Мы будем часто по тебе скучать
В чужом и непривычном новом веке.

Ну что ж, прими последнее «прости»
Под монотонный плач январской вьюги.
Мы будем часто о тебе грустить,
Как об ушедшем самом близком друге!

За звездопад, за самый первый снег,
За свет любви, согревший столько судеб,
Благодарим тебя, двадцатый век!
Мы никогда тебя не позабудем.

Пока весна – светла и горяча —
Из-подо льда высвобождает реки,
Мы будем часто по тебе скучать
В чужом и непривычном новом веке.

Дорогая, в час пик ошибись как-нибудь континентом!
Мы с тобою зайдём в ресторанчик на рыжей горе.
– Мир входящим! – приветливо, с тысячелетним акцентом
Скажет старый еврей при мобильнике и кобуре.

За горою Стена, сохранённая верой и горем.
Всё вернулось на кру́ги, но сколько же было кругов!
А на юге – послушное голосу Господа море,
Что спасало народ, переживший врагов и богов.

Где все эти цари, фараоны, халифы, эмиры,
Превзошедшие прочих в жестоком своём ремесле?
И следа не найдёшь… А Погонщик истории мира
По тропинке плетётся на старом ушастом осле.

Так давай не спешить. И пускай на кольце Соломона
«Всё проходит» написано, грусть отложи на потом.
Может быть, и не всё – если я дожидаюсь влюблённо
Рук твоих и шагов, как и в тысячелетии том.