Валерий Голев - Волчий лог

– За вами, что, волки гонятся? – крикнув, остановил их председатель.

– Да мы… это… – начали было, запыхавшись, ребята.

– В общем, вы оба завтра после школы прикреплены к Кузьмичу, на отвал. Матерям хоть поможете, черти. Отрубями платить буду, а может… даст Бог, мукой.

Ребята не верили своему счастью. Только что их чуть не расстреляли за саботаж, а тут работа, да за муку. Председатель смачно чмокнул губами, коротко выругался и, крикнув «Но… японский городовой», поддёрнул ногой вожжи, на которых сидел, – обеих рук у него не было. Конь, скрипнув гужами, натянул упряжь, задний ремень шлеи чуть провис, жеребец мягко сделал два шага, плавно стронув телегу с места, с шага ходко перешёл на рысь. Телега загремела окованными колёсами, которые, поскрипывая в ступицах, подняли с земли невесомую, как дым, серую пыль.

– Во здорово. Аж есть захотелось, – поглаживая себя по животу, нараспев проговорил Ванька.

– Пошли к Ларионычу, может, цыплока утащим, – предложил Володька.

Ко двору Ларионычей подкрались сзади, через высохший вишенник и заросли крапивы. У дороги надёргали ещё зелёного, сочного подорожника-куроеда, мелко его порубили складным ножом на толстом, сухом суку старой яблони. Крадучись подошли к куче навоза, земля в этом месте была вся изрыта и загажена курами. Перед плетнём, вымазанным коровьим помётом, перемешанным с соломой, за которым был скотный двор, рассыпали подорожник, разложили петлю из суровой нитки и, спрятавшись в лопухах, стали ждать. Цыплята были уже большие и ходили без наседки. Ждать пришлось долго, дни стояли тёплые, и возле навоза было много ещё не заснувших мух, которые, чувствуя свои последние деньки, надоедливо жужжали и очень больно кусались. Наконец появились три серо-пёстрых цыплёнка, они постоянно останавливались, деловито копались в унавоженной земле своими жёлтыми трёхпалыми лапами, подолгу разглядывая раскопанное место. Увидев рассыпанный подорожник, замахали крыльями и наперегонки, кудахтая, подбежали и стали его клевать.

– Ну… Давай… – толкая в бок, шептал Ванька Володьке.

Тот ждал и, когда два цыплока зашли в петлю, резко дёрнул за нитку. Петля затянулась на ноге у одного цыплёнка, второй выскочил в последний момент. Раздалось хриплое кудахтанье цыплока. Володька быстро подтащил его за нитку, схватил двумя руками и, прижав локтем к пузу, быстро свернул ему шею. Убедившись, что тот затих, сунул его за пазух, оттопырив ворот рубахи. Цыплёнок показался Володьке очень горячим, он чуть ли не обжигал кожу на животе. Воровато оглядевшись, они помчались на своё заветное место у речки мимо поповского сада, мимо дубовых свай бывшей мельницы, по деревянному мосту, проторенной тропинкой на противоположный берег. Там… у воды, в кустах ивняка, они достали спрятанный чугунок, быстро ощипали цыплёнка, опалили его на зажжённом пучке соломы, выпотрошили и, промыв в речной воде тушку, разрезанный и очищенный от внутренней плёнки желудок, а также печёнку, предварительно аккуратно вырезав ножом жёлчь, поставили вариться на разведённый тут же костёр. От цыплёнка на примятой траве осталась только кучка рябых перьев, комок кишок и пара жёлтых трёхпалых лапок. В чугунок Ванька бросил, булькнув, золотистую луковицу и несколько верхних листьев лебеды. Володька достал из кармана тряпицу, развязал узелок, развернул и аккуратно высыпал из неё соль в чугунок. Пока Володька подкладывал сухие ветки ивняка в огонь, Ванька достал из кустов припрятанную удочку из лещины, размотал лесу, сплетённую из конского волоса, надёрганного из лошадиных хвостов, и, насадив на крючок кусок кишки цыплёнка, отщипнув его ногтями, забросил наживку в воду. Сильно пахло пожухлым ивовым листом, который наполовину осыпался, наполовину висел на тонких серо-зелёных ветках. Ветер, как бы балуясь, тихо шуршал ими. Во рту сильно выделялась слюна от горьковато-кислого запаха ивняка и готовящейся еды. Ванька сплюнул на воду, слюна белым комочком пены тихо поплыла вниз по реке. Когда поплавок из гусиного пера, подхваченный течением, выпрямился, он задумчиво произнёс:

– Ты бы как… как все… в военкомат и на фронт или, как эти, в логу, в волчьей норе отсиделся бы? Я бы… в военкомат, – не дожидаясь ответа, рассуждал Ванька. – Попросился бы в танкисты, в танке не так страшно.

В кустах, завидя поживу, застрекотали сороки и теперь, гоняясь друг за другом, определяли между собой очередь пожирания цыплячьих кишок. Над берегом реки, заросшим старыми, кривыми оскарями и густым лозняком, медленно кружил, ловя восходящие потоки воздуха, чёрный ворон, и оттуда, из бескрайней синевы, из-под белых облаков, раздавалось его громкое, басовито-гортанное «кру». Чёрные бусинки зорких врановых глаз сразу разглядели причину сорочьего гама, но ворон даже и не снизился, маленький жалкий комок желто-зелёных цыплячьих кишок и ни одной капли крови – не та добыча, ради которой стоило спускаться с таких высот. Он ещё раз издал своё двойное «кру, кру» и полетел в чернеющие пашней поля, в бескрайнюю жёлтую степь, искать большую кровь и большую поживу.

В этот момент поплавок покачнулся и резко скрылся под водой. Ванька подсёк и стал выуживать рыбину. По согнутой удочке и звенящей лесе было понятно – рыбина немаленькая. Володька подскочил к Ваньке и стал хватать за удильник.

– Отвали, не мешай! – заорал Ванька. Володька схватился за голову руками, присел на корточки и только шептал, покачиваясь:

– Слабину не давай, слабину не давай.

Рыба долго сопротивлялась, и Ванька не сразу выволок её на прибрежный песок. Это был окунь, тёмно-зелёный, с чёрными полосками, настоящий горбач, фунта на два, а может, и два с половиной. Володька схватил шершавого окуня двумя руками и поднял кверху.

– Ух ты, ух ты… – орал он. – Давай, давай, забрасывай ещё. – Ванька насадил свежий кусок кишки и забросил снова. Володька в этот момент взял толстую палку и два раза ударил окуня по хребту, в место, которое сразу за головой. – Во растрещались проклятущие, – ругнулся он на сорок. Окунь затих, и он, сорвав лист лопуха, обвернул его им. – Я бы тоже пошёл в военкомат, – начал прерванный разговор Володька. – Но ведь убьют же, и в танке убьют. Вон у Саньки-Синяка отца убили.

– Брешешь, – не поверил Ванька.

– Сам брешешь, надысь 8 8 Надысь – на днях. похоронку получили, ребята в школе гутарили. Не слыхал что ли? А он в танке воевал.

– Всё равно в логу прятаться не стал бы. В вонючую нору не полезу, – сев на песок, задумчиво ответил Ванька. Поплавок опять покачнулся и пошёл в сторону. Ванька подсёк и стал выводить. В этот раз клюнул подлещик.

– Во… прёт сегодня, – довольный, проговорил Володька.

– Чё каркаешь, сплюнь, – осёк его Ванька. – Поди, глянь, как там супчик?