Екатерина Сереброва - Укротитель. Остановить апокалипсис любой ценой

Паша не помнил, что происходило потом. Разум был мутным, не улавливал никаких влияний извне. Перед глазами застыли его дорогие Сашенька и Максимка. Мертвые, увековеченные в своей молодости. Милая, нежная Саша, только-только проникшаяся к Павлу, и озорник, оживленный пацан, уже называющий его папой. Что с ними стряслось?! Почему?! Как, как такое могло случиться?

Паша слабо уловил, что почему-то снова в гараже. Мишка забрал его к себе, запер, а сам куда-то ушел, прихватив ружье. Павел же до ночи был погружен в бесконечную череду вопросов и воспоминаний, переживая смерть горячо любимых им людей.

Наутро голова Миши прояснилась. Он специально переночевал в машине, оставив брата в помещении, чтобы и самому справиться с утратой, и Паше дать возможность погоревать одному. Теперь же он не чувствовал по отношению к умершим Саше и Максиму острой боли, остался лишь осадок. Михаил уже пережил расставание с Александрой и воспринял его тогда хуже, чем смерть. Мише было жаль и ребенка, но им почти и не довелось общаться, сблизиться. Вот Паша… Паша наверняка отдал Александре с ее сыном всю душу. На него вчера страшно было смотреть.

Апокалипсис или нет, а необходимость бороться, искать причину несчастий мобилизовали Мишу. Ольчановский-старший почувствовал в себе силы и что-то сверх того, убеждающего Михаила в том, что это именно его задача. И с другой стороны, помощь Паши была важна. Борьба могла вернуть им утраченное единство, семью. Да и подобная цель была хорошей мотивацией, чтобы поскорее прийти в норму и справиться с эмоциями. Мише труднее было видеть мучения Павла, нежели переживать за себя. И это мешало сосредоточиться.

Михаил с опаской заглянул в гараж. Он не умел утешать и до сих пор помнил слезы двенадцатилетнего Пашки, когда Миша в свои семнадцать подбирал слова, чтобы сообщить о гибели родителей. Ему и самому было безумно непросто справляться, но малой должен был узнать от него, нежели от посторонних. Так и сейчас, Михаил тоже пережил потерю, но она однозначно хуже сказалась на Паше.

К счастью, младший пробудился и не выглядел окончательно потерянным. Лицо его было по-прежнему скорбящим и несчастным, но в меру. На задумавшего самоубийство Пашка тоже похож не был.

– За гаражом есть рукомойник, – обронил Миша, чувствуя себя неловко в собственном убежище. – А в холодильнике закуски.

– Спасибо, я все нашел, – кивнул Паша. Он чинно сидел на диване, копаясь в телефоне, рядом была аккуратно сложена постель. Что ж, по крайней мере, брат ее расстилал.

– Расскажи все, что знаешь об Апокалипсисе, – попросил Миша, решив, что пришел черед. – В чем суть? – устроился он напротив него, на стуле.

Павел странно посмотрел на брата, словно не расслышал или не понял, а может, и все сразу. Михаил не торопил его.

– Все начинается с семи печатей, – медленно проговорил Паша. Он просто долго вспоминал. – Агнец Божий снимает одну за одной. Первые четыре – всадники на конях. Первый – Завоеватель с луком, о котором я говорил вчера, второй – Война с мечом, третий – Голод с мерой, последний – Смерть с косой. Подробностей я не помню.

– Да и этого сполна хватает. Есть план, как остановить его?

– И не представляю. Их не уговоришь, – и тут Пашу как вырубило. Он замолк, уставившись в одну точку перед собой, а потом запричитал: – Я должен был предвидеть… Был же знак у дома, почему я не понял?

– Пашка, не загоняй себя, не дай себе сдаться! Мы выстоим и выясним, что происходит, обещаю.

Паша и на секунду не взглянул на брата. Он пребывал в особом трансе и был глух.

Только сейчас Миша услышал, что радио трещало фоном. Восприимчивое ухо Михаила уловило знакомый голос, объявляющий погоду. Он прибавил звук.

– Засуха в одних районах и грозы, молнии со снегом – в других. И это в мае, – подытожил Миша. – Готов согласиться, разумного объяснения нет. Слушай, мне кажется, стоит поискать этого радиоведущего. У него побольше информации.

– Да… – рассеянно кивал Паша.

Нет, Пашка мог застопориться и, кто знает, ждать ли следующего удара, и когда. Потому как младший Ольчановский был уязвим, как никогда.

Мишка резко поднялся, добрался до сейфа и извлек оттуда винтовку с патронами. Он повел за собой и Пашу. Лицо у брата было каменным: что на охоту, что на эшафот – ему было без разницы, куда идти. Михаил оставил Павла отрешенно стоять у стенки гаража, а сам торопливо расставил банки на заранее приготовленном бревне, где он и сам тренировался не раз.

– Бери и стреляй, – скомандовал Миша, вручая Пашке винтовку.

Паша потерялся во времени и пространстве, поэтому вообще не понял, что ему делать. Михаил настойчиво повторил свой приказ, и Павел невольно подчинился, принимая в руки оружие. Кое-как наведя прицел, он нашел через него мишень и выстрелил.

Перед Пашей проявился образ отца, его голос прозвучал в голове: «бери и стреляй» – на охоте папа повторял эту фразу постоянно.

Они с Мишкой потеряли обоих родителей разом, когда Паше было двенадцать, а старшему – почти восемнадцать. Мише удалось добиться опеки над младшим, и какое-то время он успешно справлялся с ролью: устроился на работу, научился варить простенькую еду. К ним порой приходила и двоюродная тетка. Жили братья дружно и мирно, пока у Миши не начались проблемы с законом. Мелкие стычки и серьезные драки, кража еды для них двоих и, кто бы мог подумать, музыкальных дисков для себя – все это не позволило удержать опеку, и Пашку передали к тетке.

Павел набрал воздуха в грудь и совершил пять выстрелов подряд. Две банки покачнулись – он прогрессировал.

Тем не менее, оглядываясь назад, несмотря на все обиды и непонимания, Паша не хотел лишаться братской опоры. Он ничего бы не поменял, за исключением гибели родителей. Пашка много злился на Мишу за его взрывной характер, но, в конце концов, ближе у него никого не было – это было ясно с самого начала.

Михаил похвалил брата за хорошую работу и воодушевил на продолжение. Павел, выдав робкую улыбку, чувствовал, как по капле, с каждым выстрелом, из него уходила горечь, и поэтому перезарядил винтовку.

Мишка старался в детстве заботиться о Паше, его не в чем было упрекнуть. Советы-то давать было некому. Просто не задалось. Да и сильно доставалось, далеко не всегда по вине старшего брата, о чем мог судить Павел лишь сейчас, с высоты прожитых лет. Но на тот момент их судьбы резко разнились. Один в стремлении быть похожим на папу разбазарил все шансы и счел себя неудачником. Второй предпочел пойти по пути матери-библиотекаря, выучившись на филолога, но музыка, детки и немного религия затянули его сильнее. Так и развело дороги двух Ольчановских. Пока не появилась Александра.

Павел уложил четыре банки из пяти. Темп прицеливания возрастал, а пауза между выстрелами – снижалась. Паша набирал обороты и прикладывал к своей «разминке» все больше стараний.