Нонна Орешина - Небо земных надежд

“…Заходя на посадку экипаж Су-24…– продолжает читать подполковник Сорокин. А в памяти Демина всплывает аэродром, не тот, что лежит сейчас за окном, а из далекого прошлого.

Заставленный экранами локаторов зал командно-диспетчерского пункта. Он, еще старший лейтенант, выполняя какое-то поручение командира эскадрильи, случайно оказался на КДП. Солнце, нестерпимо жаркое, льется с трех сторон в остекленные стены. Взлетно-посадочная полоса в муаровом блеске отраженных бликов, и заходящий на посадку МиГ-23УБ кажется окутанным солнечным сиянием. Вот он проходит “дальний” привод, “ближний”, увеличиваясь в размерах, словно вызревая из блеклой синевы неба. Идет на полутора метрах высоты, выравнивая у самой земли пологую глиссаду.

Крен вправо неожиданный, словно кто-то подтолкнул под крыло, и стойка шасси грубо сталкивается с бетоном. Самолет взмывает и тут же падает безвольно под углом, ударившись колесом шасси и правой законцовкой крыла.

Почти физическая боль, как будто сам ударился… Все цепенеет внутри от дурного предчувствия. Демин даже сейчас ощутил отголосок этой боли.

“Обороты максимальные, 114-й… На второй круг!.. – руководитель полетов подполковник Семин, отпустив кнопку микрофона, бросает в сердцах: – Раззява, и ветра-то нет…” – окончить фразу не успевает. МиГ, не убирая крен, на максимальном режиме начинает набор высоты.

“Что случилось, 114-й?” – уже понимая, но не веря в худшее, еще надеясь, что все обойдется, бросает в микрофон подполковник Семин.

“Отказ управления….” – голос командира звена Гринева натянуто спокоен.

МиГ на взлетном режиме словно отталкивается от полосы, непривычно кособоко, все больше опуская правое крыло и неестественно задирая нос.

“Угол атаки уменьши! Угол…” – руководитель полетов сдерживает крик.

Высота метров двадцать, самолет валится на крыло и медленно, чудовищно медленно, так, что на всю жизнь врезалось в память, неотвратимо скользит вниз. И так же кособоко врезается в землю за торцом взлетно-посадочной полосы. Без султана дыма, без вспышки пламени, почти беззвучно. Как-то обыденно, словно понарошку – “киношный” трюк…

Мгновение тишины. Приподнявшись со стула, застыл в неестественной позе подполковник Семин. Вытянутые шеи, лица, фигуры всех остальных, и продолжением, обретая вес – их взгляды, будто пытаются остановить, удержать мгновение, которое невозможно вернуть. В которое еще не веришь, потому что действительность ужасна.

“Это же “спарка”, разом – двое… Капитан Гринев и Славка…” – Демин зажмурил глаза… Он и сейчас помнит, как бухнуло, замирая, сердце.

Потом все пришло в движение. Промчались по полосе пожарные машины, потом “санитарка”, хотя непонятно было, зачем она?..

Подполковник Семин с окаменевшим лицом поднес микрофон к губам, но прежде, чем нажать кнопку внешней связи, замороженным голосом спросил руководителя ближней зоны: “Кто там у нас на подходе?”

“Я заведу их на полосу, Евгений Иванович”, – мягко сказал руководитель зоны посадки. В воздухе еще девять самолетов и надо ими управлять, аккуратно прерывая задания. Заводить на аэродром с учетом остатка горючего, высоты, дальности, летного мастерства и личной надежности. С учетом того, что происходит там, за дальним торцом полосы, на которую им предстояло садиться. Хотя летчики, кроме тех, кто был в дальней зоне или на полигоне, слышали краткий диалог и по тому, как внезапно он оборвался, уже все поняли.

Это было первое столкновение Демина с оборотной стороной летной жизни, хотя от отца не раз слышал, как тот попадал в разные переделки в воздухе, как гибли его друзья. И живя в авиагородке, видел, как хоронили в закрытых гробах. Все они – дети летчиков-испытателей – понимали много больше, чем их “штатские” сверстники. Но, поступая в летное училище, зная все, наивно и искренне верил: с ним такого не произойдет. С кем угодно может случиться, но только не с ним. Они все тогда так рассуждали. И Славка – тоже… В этом вызове судьбе был задор молодости и гордое чувство своей исключительности.

И лишь когда на глазах, за ничтожно малое время, Судьба провела тире между жизнью и смертью близких ему людей, только тогда Демин понял, что не застрахован, что смертен как все и Ангелы-хранители бывают бессильны…

“Несимметричный выход закрылков из-за усталостного разрушения вилки гидроцилиндра уборки и выпуска средней секции правого закрылка”, – гласило официальное заключение комиссии по расследованию летного происшествия. Случай не единичный, но впервые закончился трагично. Парировать крен было возможно, если бы… Что же вы, парни, перетянули ручку управления, завысили угол атаки? На чуть-чуть… невольно торопясь отойти от земли…

… Обед не такой сытный, как в дни полетов, и все равно словно незаслуженный. Демин прекрасно понимает несуразность своего смущения, но избавиться от него не может. Сознание того, что их, здоровых, сегодня не летающих, а, значит, не работающих мужиков кормят по первой категории, когда женщины и дети существуют впроголодь, доводила то до отчаяния, то до тихого бешенства, и все труднее становилось сдержать себя. И так же, как утром, как вчера и завтра будет мучить одна и та же мысль:

“Ведь не война, не стихийное бедствие… В областном центре продовольствия на любой вкус навалом и сюда дорогие продукты завозят. Но третий месяц не выплачивают денежное довольствие, а в кредит хозяин магазина, ставшего теперь частным, не дает…”

Майор Уваров, завернув в бумажную салфетку пирожок с мясом, прячет его в карман кителя. Тут же на его тарелке оказываются пирожки Тренева, Орлова и кого-то с соседнего стола. Официантка Зиночка, проходя мимо, кладет полиэтиленовый пакет. Это повторяется после каждого обеда и за ужином. Двое детей, жена не работает… Полковой врач майор Федюшин, ревностный страж питания летчиков, делает вид, что ничего не замечает, но по утрам с горькой иронией всем “провинившимся” выдает по три горошины поливитаминов вместо одной.

… В штабе эскадрильи никого нет. Столы, не заваленные бумагами, кажутся неприлично голыми. Майор Кедров еще в столовой предупредил, что по поручению командира и на его “уазике” отбывает в соседний полк по каким-то деликатным делам и вернется только завтра. Эти странные действия подчиненного, происходящие в обход него, командира эскадрильи, неэтичное поведение самого командира полка, которого всегда и за дело уважал, начинали раздражать. Демин понимал, что серьезный разговор неизбежен, не решил только, с кого начать, и ждал подходящего случая, который сам собой верно сориентирует. Посоветоваться не с кем. Прежний начальник штаба эскадрильи уволился, нового еще не назначили. Да неизвестно, кто еще придет?..