Нонна Орешина - Небо земных надежд

Он уже спокойно, но чуть туже обычного, затянул ремешок защитного шлема, зацепил кислородную маску на петельки так, чтобы потом удобно было подтянуть ее перед взлетом, и верхний край не давил на переносицу. Приборная панель светилась, и разноцветные огни показывали то, что надо, сигнализировали глазу там, где требовалось посмотреть. А когда Демин включил преобразователи, кабина истребителя-бомбардировщика ожила звуками. Зашуршали, защелкали, легонько заныли, набирая обороты гироскопы. Это чем-то напоминало оркестр, который настраивается перед тем, как слиться в едином звучании.

– 231-му запуск, – Демин нажал кнопку радио и поморщился: новые перчатки были тесноваты, грубы в швах, и пальцы не так, как всегда, чувствовали обводы и фиксаторы рычага управления двигателем.

– Запускайте, 231-й, – флегматично отозвался руководитель полетами. Когда на командно-диспетчерском пункте дежурит подполковник Ивашов, жизнь, кажется, замирает, и время становится ленивым. Ему бы не в летной части служить, а на гражданском аэродроме местных воздушных линий, где-нибудь в провинции. Но ведь когда-то был ас…

Тонко засвистела турбина, мелодичный звук обретал мощь, и вот уже нет ничего, кроме этого ликующего звука, подвластного движению руки. И хотя рев приглушен фонарем кабины и защитным шлемом, хотя он только фон тем действиям, которые еще предстоит предпринять, Демину каждый раз кажется, что это голос истинной жизни. Жизни машины и его самого… Почти за пятнадцать лет полетов он ни разу не прерывался в небе. Повезет ли сейчас?..

Демин тут же прогнал неприятную мысль, вредную и никчемную, но вполне обоснованную. Двигатели почти отслужили ресурс, возраст техники был солидный, и у большинства летчиков полка, и у него самого чуть ли не в каждом полете что-нибудь да отказывало. Пока по мелочам, но можно было ждать и серьезного… Ждать, но только не зацикливаться на этом ожидании…

Он сбросил обороты двигателя, техник Васечкин с красным, надо думать не только от студеного ветра, лицом выдернул колодки из-под колес шасси и привычным жестом указал: вперед!.. Рука Демина, сдвинув рычаг, прибавила обороты двигателю, и все вокруг медленно стронулось с места, потекло назад: в коричнево-зеленых камуфляжных разводах истребители-бомбардировщики, потрескавшийся на рулежной дорожке старый бетон, свежепобеленное здание командно-диспетчерского пункта с латанным-перелатанным стеклянным фонарем продуваемого насквозь зала для руководства полетами.

“Зато как тепло здесь, в кабине”, – мелькнула посторонняя, ненужная, но такая приятная мысль. Демин притормозил истребитель-бомбардировщик на линии стартового осмотра и, уже не спеша, перевел рукоятку, изменяя стреловидность до минимальной, – крылья охотно расправились. В этом движении было что-то птичье.

“Как гусь перед взлетом”, – Демин глянул в боковые зеркала – все в норме. Придавил в себе нетерпение, пока окоченевший на ветру техник в засаленном полушубке, проводя внешний осмотр самолета, проверял надежность крепления подвесок. Наконец запросил:

– 231-му на взлетную, – не дожидаясь, когда Ивашов раскачается дать “добро”, вырулил на взлетно-посадочную полосу. В эту смену, единственную за неделю, будут летать всего три самолета по три заправки, если на все хватит горючего. Ему повезло: его полет – первый.

Небо за ободом фонаря кабины, за стеклом в легких солнечных бликах было огромно и сине-прозрачно. Лишь по горизонту – дымчатая кромка, затянувшая дальние сопки. А в зените – благодать Божья… И в это нетронутое, ничем не омраченное безбрежье, в этот удивительный, вечный и каждый раз новый простор ему предстояло ворваться…

Контроль крыла, механизацию – во взлетное положение. Зеленая лампочка “демпфера” приветливо вспыхивает под пальцем. Беглый взгляд по-хозяйски обегает приборную доску, кабину – все в норме.

– 231-му взлет на “Полянку”.

– Взлетайте… – рассеянно откликнулся руководитель полетами.

Мгновение предстоящего взлета, стремительное нарастание скорости, когда тело, еще инертное, гармонично включаясь в движение, сливается с ним и обгоняет его нацеленным взглядом распахнутых глаз… Настороженная радость, сладкая тревога, жажда неизведанного.

Демин удивился, поймав себя на этом сложном, казалось, давно забытом в череде сотен полетов трогательном курсантском чувстве. Усмехнулся: вот как аукнулся перерыв в полетах, и плавным движением вывел рычаг управления двигателем на форсажный режим. Басисто-ленивый гул турбины сменился ликующим ревом. Пальцы правой руки, слегка разжавшись, отпустили гашетку тормозов и плотнее приникли к удобным выемкам ручки управления. Перчатки уже не мешали: казалось, что весь самолет уместился в его неожиданно вспотевшей ладони. Напрягшийся, как спринтер на старте, МиГ-27К облегченно скользнул вперед, и перегрузка, плавно нарастая, еще не сильно вдавила плечи в спинку катапультного кресла. Инстинктивно подобрались мускулы живота, икры ног. Тело привычно вбирало скорость, чужеродную для земли.

Белесые плиты взлетно-посадочной полосы, грязно-серый, в языках снега прямоугольник аэродрома, бесцветные кубики домов летного городка – все мгновенно провалилось, утонув в глубинах возрастающей высоты, выстилая дно воздушного океана.

Зафиксировать ручку управления, слегка придавив чуток лишнего задравшийся нос истребителя, переставить кран шасси, всем телом почувствовать, как охотно убрались и встали на замки стойки шасси, словно сам поджал под себя ноги…

Доверяя своим ощущениям, Демин все же глянул на указатели скорости, высоты и убрал механизацию крыла. Потом выключил форсаж – надрывный, всклокоченный звук двигателя словно осел, выровнялся на одной высокой ноте.

Рука неторопливо переместилась с рычага управления двигателем на рукоятку перекладки крыла. Демину нравился этот момент, когда самолет, как пловец перед прыжком в воду, заводил назад руки-крылья. Не максимально – та стреловидность для сверхзвука. А эта – в сорок пять градусов – практичная пилотажная.

Скорость растет стремительно – семьсот, восемьсот километров в час… Теперь ничто не мешает истребителю-бомбардировщику заглатывать сотни метров высоты и десятки километров расстояния.

Автоматизм давно заученных движений, образующих цепочку необходимых действий в одно четкое понятие “взлет”, сейчас воспринимался Деминым почему-то обнаженно, поэтапно раздельно, как когда-то давно, в первых самостоятельных полетах на сверхзвуковом. Это казалось странным, но не отвлекало. Ползунок триммера под пальцем смещался легко, Демин словно баловался им, снимая нагрузку с ручки управления. Искушенный взгляд уже привычно, не считывая показания приборов, а лишь отслеживая положение стрелок в предписанных им секторах, изредка пробегал по приборной доске, и снова тонул в прозрачной синеве. Слепящее солнце светило справа, выблескивая угол фонаря кабины, и Демин, улыбнувшись, слегка накренил самолет, как на земле отвернул бы лицо.