Нонна Орешина - Небо земных надежд

Указательный палец на второй, невзрачной серой кнопке. Нос МиГа нацелен на самолетик внизу – Су-7 беспомощно распластался на земле. На мгновение становится жаль своего собрата, но кнопка вовремя продавливается под пальцем, и раскатистая очередь сотрясает истребитель-бомбардировщик, неся мощь огня бронебойных снарядов.

Когда видишь летящие впереди себя стрелы-молнии, замечаешь, как они впиваются в цель, когда сам истребитель в потоке пламени, в биении и дрожи такой силы, что может вырубить радиосвязь и оборудование, пустить трещины в планере и силовых элементах конструкции. Может…, а потому предусмотрительные оружейники вложили в патронный отсек всего десяток снарядов. Но хватило и этого.

Уже выходя на предельно допустимой высоте из пикирования, Демин успел заметить, как в темном дыму начал разваливаться поперек разрезанный самолет. Перегрузка – не больше положенной, скорость набора высоты – как учили, разворот, отработанный давно, казалось, навечно… Хотя, есть ли что-нибудь вечное?

– 231-й работу закончил. На точку, высота тысяча пятьсот, – Демин сам почувствовал, как окреп его голос.

– Отлично, 231-й, – не по уставу откликнулся руководитель полетами. – Выход разрешил. Работайте со “Стремянкой”.

“Не такой уж и вредный Веслов человек, – подумал Демин. – Просто его, как и всех, тоска заела. А сидя без дела и привычных удобств на полигоне вторые сутки в ожидании полетов и взбелениться можно”.

– 231-й, вам высота тысяча пятьсот, следуйте на точку, – почти сразу, на рубеже передачи управления, вышел на связь руководитель дальней зоны. Голос по-прежнему строго-веселый, значит, с нетерпением ждал, когда в его владения переберется светящаяся на экране локатора метка самолета Демина.

Впрочем, судя по времени, она уже не единственная: три минуты назад должен был взлететь командир звена второй эскадрильи майор Уваров.

“Как-то отстреляется мой подчиненный?.. – чувствуя, что искра нестойкой радости затухает, подумал Демин. – У него тоже Первый класс, но перерывы в полетах меньше и ровнее. Не нагрузил себя Уваров заочной академией, а значит, нет как у меня наложения: месяц на сессии, потом ВЛК в госпитале и как бывает нередко по закону подлости – срыв поставки топлива. По возвращению в полк еще месяц не летал… Вот и оказался перерыв в полетах на грани допустимого… Но если раньше я восстанавливался самостоятельно легко, без осложнений, вроде сегодняшнего казуса, то теперь как в фокусе собралось все: и то, что недолетал за последние три-четыре года, что приплюсовалось из-за вынужденного упрощения и сокращения заданий по времени, и вся эта мучительная наземная нервотрепка ожидания… Но так сейчас абсолютно у всех в части, пора бы к этому привыкнуть и не искать себе каких-то оправданий…”

Демин представил, как вернется из полета, зарулит на стоянку и, окопавшись в своем кабинете, будет маяться, дожидаясь, пока отлетаются немногочисленные другие. На послеполетном разборе станет прятать глаза от своих летчиков, сознавая, что он – командир эскадрильи, отлетал на полигон, словно зеленый лейтенант-первогодок… Возможно, и командир полка снимет стружку, но наедине, вызвав к себе в кабинет.

В кабине МиГа становилось невыносимо жарко, хотя Демин отрегулировал кондиционер и переключил на “холод”. Но солнечные лучи настойчиво и зло лупили в фонарь, отклониться от них не было возможности, даже светофильтр защитного шлема не спасал. Подшлемник, нательное белье, носки – все противно липло к коже. Перчатки приклеились к пальцам рук. Резиновая маска, вдавившись верхним краем в переносицу, подавала словно не кислородную смесь, а чистый азот. Если бы не микрофон, вмонтированный в нее, содрал бы к чертовой матери…

Но тяжко после сложного задания бывало и раньше, однако это не удручало, воспринималось как мелкие, не стоящие внимания издержки настоящего мужского дела, достойного и не таких жертв. Дела, которому мог и хотел служить, в котором преуспевал, как до сих пор был уверен, и как командование родного, пять лет тому назад расформированного полка, считало. Да и здесь никаких нареканий до сих пор не было. И вот – на тебе!..

Демин перевел систему автоматического управления в режим “Автомат”, чего обычно предпочитал не делать, испытывая ненасытное, с годами не увядающее желание быть водителем, а не пассажиром, доверившим свою судьбу датчикам, измерителям, проводам. Но тоскливое однообразие земли и неба, словно сговорившихся сегодня его окончательно допечь, провоцировало на тревожные, безнадежные размышления.

“Что происходит? Как долго может продолжаться?…Прозябая на земле, мы теряем летные навыки… Когда осторожно или в открытую жалуются другие летчики того же уровня подготовки, я всегда отмалчиваюсь, самонадеянно считая, что меня-то уж в летном мастерстве ни что, никогда не подкосит. И вот сейчас – глаза становятся не те, руки не тем концом вставлены и всего самого словно подменили? Или мозг усыхает, пропадает гибкость мышления? Тело устает жить без скоростей и перегрузок?…Исчезают, испаряются крупинки того, что годами нарабатывалось, горьким потом орошалось и нервами расплачивалось… В череде перерывов перестроечных лет этот – “крайний”, всего каких-то три месяца. А может целых три месяца, заполненных неизбежными, обязательными и случайными земными событиями и делами…” – мысли были тяжелыми. Они пробивались откуда-то исподволь, словно не свои, а общие, слившиеся, как капля ртути из мелких брызг, сформировавшиеся как негативное биополе из отрицательных эмоций.

… Небо пустынно и кажется угрюмым, враждебно холодным и совершенно чужим. Лишь тонкая связующая с внешним миром ниточка – краткий диалог руководителя дальней зоны, стандартно напутствующего майора Уварова, прежде чем передать его под наблюдение локатора на полигоне, который вряд ли работает, и под ответственность майора Веслова. Теперь ему уже некогда будет отогреваться возле печи.

Демин представил себе угловатое, с припухшими веками лицо начальника службы воздушно-огневой и тактической подготовки, как тот оттопыривает нижнюю губу и щурится, когда недоволен. На днях они слегка повздорили, обсуждая, кого из троих, почти год назад прибывших из училища лейтенантов стоит первым вводить в строй – на всех ни горючки, ни самолетов нет… Вспомнился полный надежды взгляд синих глаз лейтенанта Бакланова. Чем-то он напоминал Демину его самого в этом возрасте. Хотел лично вывезти парня…

“Но… Пока себя не реабилитирую, придется отмалчиваться. Только когда это еще будет? Нельзя же в ущерб своим подчиненным забить себе внеочередной полет в “плановичку”, – мысли опять завихрились вокруг “тройбана”. Сейчас Демин отчетливо видел цепочку, казалось, незначительных ошибок, помешавших уложить бомбу точно в цель.