Нонна Орешина - Небо земных надежд

Демин отстранился от косяка двери, и Лара завозилась у него на руках, не открывая глаз, попросилась на горшок. Он стал неумело разворачивать плед, в который она была закутана, но материнский сон чуток, и Алена, так же, почти не открывая глаз, сползла с кровати и занялась дочкой. Потом хотела положить ее спать рядом с собой, но девочка захныкала и потянулась к отцу.

– Ложись вместе с ней, – предложила Алена и снова накрылась одеялом с головой. Но Демин, плотнее завернув Лару в плед, опять начал мерить комнату неторопливыми шагами. Мысли пространные, излишне красивые и ему несвойственные больше не тревожили. Но вывод, вполне конкретный, давно известный напрашивался сам собой: летное мастерство, если его постоянно не подпитывать тренировкой, теряется, исчезает, не восполняясь ничем другим. И хотя это происходит не по его вине, но в итоге он сам за все в ответе.

Шесть “перестроечных” лет, пережитых страной, гнули, ломали, высасывали силы, которых, как Демину казалось, в нем неистощимый запас в совокупности с летным духом. Но вот сейчас что-то сдвинулось, сломалось. Было мучительно сознавать, что равновесие в душе, сохранявшееся с таким трудом относительно долго, нарушено. И хотя понятна причина этого и следствие, но все будет катиться в том же направлении, под уклон, потому что машиной с заглохшим двигателем и отказавшими тормозами управляет не сам.

…Только к утру девочка уснула крепко. Демин осторожно положил ее и с трудом распрямил спину. Подумал, что надо бы заняться гантелями, зарядкой, как в прежние годы, когда накачивал мускулы и укреплял брюшной пресс не ради красоты, а чтобы спокойно выдерживать перегрузки в полете. Но сейчас пошли перегрузки совсем иного плана, и бицепсы здесь не помогут.

До построения оставалось чуть больше трех часов. Уснуть не уснешь, но подремать нужно, чтобы в более ли менее работоспособном режиме дотянуть до вечера. Когда полетов нет, не все ли равно, как себя чувствуешь…

“Не забыть сказать Алене, чтобы вызвала врача – майора Федюшина”, – с этой мыслью Демин провалился в сон, но почти тотчас заверещал будильник.

Кровать колыхнулась, – это Алена вскочила, чтобы отправить в школу Димку, как будто взрослый пацан сам не может накормить себя завтраком. Хотя есть ли у них сегодня, чем позавтракать?..

– Тише! – громким шепотом крикнула в коридоре Алена, когда Димка хлопнул дверью своей комнаты. Потом они о чем-то заговорили на кухне. Алена доказывала что-то, настаивала, Димка огрызался.

Демин вспомнил, что давно не заглядывал в дневник сына. От этой мысли сон ушел окончательно, но он продолжал лежать и в расслабленной дреме даже увидел проявившиеся в полузабытьи знакомые лица, силуэты людей в летных комбинезонах. Люди что-то делали, говорили. Он не понял суть сновидения, уловил только ощущение чего-то приятного, радостного. Из прошлого. И уже проснувшись, понял, что это было мимолетное возвращение в родной, давно расформированный полк.

“Значит, этот полк еще не родной. мысль, которую он старательно от себя прятал, все-таки ударила исподтишка. Хотя, если разобраться, не по родному полку он тосковал, а по той летной жизни, которая была связана с ним: размеренной, загруженной настоящим, важным делом. По тому понятному времени, по себе – уверенному, без комплексов и муторных размышлений.

Лежать и о чем-то бесцельно думать Демин никогда себе не позволял. А потому решительно встал и старательно, без морщинки застелил постель, хотя, когда Ларочка проснется, они с Аленой снова устроят тут бедлам. Но день надо начинать с порядка.

Бриться не хотелось, именно поэтому он тщательно выскреб подбородок затупившейся бритвой. Струйки прохладного душа, жидкими ручейками стекая по еще расслабленному телу, окончательно смыли сонную пелену, отчего реальность приобрела ясность. Теперь тело и голова были готовы к работе.

– Пап, ты скоро? – Димка забарабанил в дверь ванной. Он еще не остыл после споров с мамой, в напористом голосе раздражение. – Я в школу опоздаю!

– Доброе утро, сын, – сдержанно сказал Демин, хотя так и хотелось дать пацану подзатыльник, чего ни разу не делал и, возможно, напрасно.

– Кому доброе, а кому – нет… У нас первым уроком контрольная по математике, а не все задачки решаются, – с зубной щеткой во рту басит Димка. Волосы у него всклокочены, брови насуплены, в серых глазах отчужденный холодок. На подбородке уже явно наметилась наследственная, Деминская ямочка. “Фирменный знак”, – как шутит Алена.

“Парень все больше становится похож на меня, – невольно подумал Демин. – Только не характером… Может быть, просто время, взгляды были раньше другими? И мировоззрение формирует сейчас не столько родительское воспитание, а все, что творится в мире и рядом – вокруг? А вокруг черте что, и взрослым не разобраться”, – промелькнувшая мысль оставила неприятный осадок.

– Вечером о задачках не мог сказать? – Демин вытер лицо и повесил полотенце на кособокую планку с крючками – вчера опять забыл ее перебить.

– Вечером ты занимался Ларкой и мамой. Вам всем не до меня, – отрезал Димка, полностью открывая кран. Кран фыркнул, окатив обоих крупными брызгами, и вода перестала течь. – Так и знал! Каждый день одно и то же…

– Юра, ты не мог бы выяснить, в чем дело? Утром – до восьми, вечером – после шести, только к вашему приходу воду дают, – крикнула из кухни Алена. – А нам как стирать, готовить?

Демин обещал узнать про воду и про электричество, которое тоже временами отключают. И почему хлеб в ларьке недопеченный, а в магазине из овощей только свекла? И цены бешенные, и когда, наконец, дадут деньги? – вопросов и просьб было много, каждый день почти одних и тех же. Ни на один Демин не мог найти в штабе вразумительный ответ, а потому одевался торопливо, и только на улице вздыхал с облегчением и смутным чувством вины.

Деловой день начинался, как все обычные дни без полетов, расслаблено, скучно, и казался Демину пустым. Раньше, когда этих дней было мало – ровно столько, сколько действительно необходимо, – тогда по насыщенности своей “пустышки” не уступали полету средней сложности, растянутому на восемь часов служебного времени. Здесь тоже должно быть все строго расписано и определено по уставной очередности, слова взвешены и действия обязательны. Все по сути своей имело единый смысл и цель – подготовка к предстоящим полетам. И промежуток между летными днями загружался у кого учебой и сдачей зачетов, у кого отчетами о произведенной летной работе и подготовке к будущим полетам – писанины всегда хватало.

“Весь наземный и летный труд в итоге должен быть нацелен в одном, конкретном направлении – на повышение боевого мастерства. Боевая готовность каждого летчика в обойме всего полка. Это святое. Ради этого существует аэродром и гарнизон со всеми подразделениями и батальоном авиационно-технического обслуживания. И этот небольшой авиационный городок, где живут семьи. Трудно, бедно, терпеливо и тоже ради боевой готовности полка, до конца даже не осознавая это… А есть ли она сейчас – боеготовность?.. – думал Демин, торопливо шагая по разбитому асфальту тротуара. – Готовность к бою… Каждое слово должно нести груз своего смыслового значения. Если этого нет, фраза становится пустой, и привычный оборот речи теряет реальную суть. Суть того, ради чего здесь я и все остальные…”