Игорь Кротов - Чилима

– Это ты?

Я громко заржал вместо ответа.

Макс сунул сумку назад, сам уселся вперед (отчего мой «марк» немного просел влево), повернулся ко мне и сказал:

– Тебе тоже надо особое приглашение?

Я тихонько вырулил и, проезжая мимо передней машины, посмотрел на водителя. Он сидел неподвижно, тупо смотрел вперед, сжимая руль обеими руками. Не успели отъехать, Очкарик спросил:

– Жрать хочешь?

– Да!

– Давай к рынку. У меня бананы есть, устроим себе карибский обед!

– Это как? – я уже набрал скорость, и к Рыбному рынку пришлось поворачивать, повизгивая шинами.

– Ставь машину. Пойдем, покажу, – как только я остановился, Макс повернулся назад, достал из своей сумчатой пещеры барсетку, которая, скорее, была размером с небольшой портфель, огромную гроздь бананов (не меньше дюжины!) и вылез из машины. – Догоняй!

В павильоне, куда я вошел вслед за Максом, как обычно, стояла духота и воняло несвежей рыбой. Удивительно, но там всегда воняет. Вроде бы, на прилавке все выглядит нарядно, с виду никто не сдох, а вонь не затихает никогда. Мы прошли вдоль прилавков, где работали две продавщицы: одна – на свежей рыбе и морепродуктах, другая – на упаковке и пресервах. Очередь стояла всего из двух человек, но там, где надо взвешивать товар, никогда не бывает быстро.

– Смотри, какая медведка, – я показал Максу на прилавок, где лежала внушительная горка довольно крупных особей.

– Это креветка шримс или креветка Беринга. У нас ее добыча незаконна, квот на нее нет. Так что все, что ты здесь видишь, – браконьерство. А мы же с тобой честные люди, поэтому не можем ее себе позволить. К тому же, зачастую медведку добывают у Камчатки и потом везут сюда замороженную. После дефростации, если хоть немного нарушить режим хранения, употребление в пищу такой продукции становится очень опасным. Две недели назад я лично обверзался после того, как съел несколько штук.

Он закончил свою короткую лекцию на мажорной ноте. Преподавание было любимым коньком Очкарика, на которого он вскакивал особенно быстро, когда речь заходила о рыбе и морепродуктах. Его родители работали учеными в ТИНРО. Конечно же, этого не могла знать продавщица – крупная женщина из бальзаковских в грязно-белом халате. Она прослушала краткий курс Очкарика очень внимательно и, как оказалось, с большим внутренним протестом:

– Что это вы, мужчина, наговариваете на наших медведиков? У нас все свеженькое, все по закону! Можно от чего хочешь обверзаться, а потом все на невиновных свалить!

Она нервно взвешивала огромную чавычу для пожилой дамы, которой она перед этим уже навалила килограмм шримсов. Дама пребывала в явном замешательстве, раздумывая отказаться от ставшего вдруг сомнительным деликатеса.

– Вы знаете, мадам, мертвые сраму не имут, потому ваших медведиков уже ничем не оскорбить. А чтобы Вы меня не смогли упрекнуть в голословности, я попрошу Вас, согласно Закону о потребителях, предоставить всю необходимую документацию о дате и месте вылова. О том, как эта продукция хранилась и какие у нее сроки годности. Одним словом, покажите мне сертификаты и удостоверения качества, и мы с Вами вместе разберемся в их подлинности, – Макс произнес эти слова с легкой презрительной ухмылкой, но подкрепил их нескрываемой внутренней злобой.

Ситуация напряглась на ровном месте. Продавец упакованных товаров, нутром почуяв конфликт, подтянулась на подмогу товарке. Худая, немного похожая на Шапокляк, она, слегка откинувшись назад, снизу вверх смотрела на моего друга полным ненависти взглядом. Ее зеленые злые глаза метали такие молнии в Очкарика, что им бы позавидовал сам Зевс. На шум из подсобки за спиной продавцов появился грузный грузчик. Он встал между своими женщинами и приготовился к боевым действиям. Видимо, эта процедура у них отработана до автоматизма, – при первой опасности сплотиться и дать отпор врагу. Но внешний вид моего друга удерживал всю троицу на коротком поводке. Они смотрели на горы мышц, перекатывавшихся под обтягивающей его торс футболкой, но больше всего, я думаю, их тревожил абсолютно безумный взгляд его полуслепых глаз, которого они реально испугались. К тому же его грамотная речь их обескураживала и выбивала из них привычное хамство, за которым они жили, как за стеной. Наконец, та, которая толще, решила дать задний ход:

– Молодой человек, мы за свой товар головой ручаемся, но если вы не хотите – не берите, мы не настаиваем. Медведики очень хорошие и не камчатские, а наши, родненькие! Выловлены сегодня ночью, – последнюю фразу она адресовала даме, которая уже отодвинула от себя пакет с креветками. Но поезд все равно ушел, и та заплатила только за чавычу.

В это время в павильон ввалилась группа китов, которые на своем птичьем языке защебетали на весь магазин. Шапокляк вернулась на рабочее место, а Макс, как ни в чем не бывало, попросил взвесить два килограмма чилимов.

– Вот эти – точно наши земляки, – он добродушно улыбался: победа – пусть и маленькая – его радовала.

Продавец тоже, по-моему, не особо опечалилась. Она ушла в подсобку и через пару минут вернулась с полным пакетом.

– Два часа назад привезли, – она взвесила пакет. Вышло чуть больше.

– Мы заберем все, – остановил ее Макс, когда она решила убрать лишнее.

Он расплатился, оставшуюся сдачу – копейки буквально: несколько соток и двухсоток – забрал, но искренне поблагодарил продавца за превосходных чилимов. В нашем пакете они выглядели гораздо крупнее тех, что лежали на прилавке. Мы разворошили китайский рой, который уже облепил нас со всех сторон, и пошли к выходу. На улице, почти у дверей, нас встретила колоритная пара бичей – мужчина и женщина. Оба высокие, с красными опухшими лицами и добрыми глазами. Мужчина-бич открыл было рот, чтобы попросить у нас денег, но, когда увидел Макса, не смог вымолвить ни слова. Очкарик, всегда в таких вопросах злобный и жесткий, вдруг удивил меня тем, что отдал ему оставшуюся мелочь.

– Спасибо, брат! – сказал растроганный мужчина-бич.

– На здоровье, брат! – ответил ему Макс и громко рассмеялся.

– Надо купить какой-нибудь воды. Давай «Милкис» попьем? – предложил Очкарик, когда мы немного отошли в сторону.

– Давай попьем. Пойду куплю, а ты пока на месте стой, а то задавишь кого-нибудь.

Я быстро купил напиток в ближайшей палатке, а когда вернулся, то увидел своего друга, стоящего на том же самом месте, где я его оставил, но уже в очках.

– Ты где очки взял? – что я еще мог спросить.

– Купил.

– Где? – я не понимал, что он меня разводит.

Он показал на выкрашенный в густой зеленый цвет прилавок под тентом. За ним стояла невероятно толстая молодая девушка. Она шумно торговала надувными шариками, водяными пистолетами, р о жками, которые светились неоновым цветом, и еще какой-то китайской дребеденью в том же духе, на которую так падки наши дети. Стильного вида очки у Очкарика напоминали глаза инопланетянина с темными стеклами и надписью «BOSS» на дужке. Такие же надписи у него читались на голубой футболке и бежевых льняных штанах. Я вдруг подумал, что еще три года назад мы с ним носили футболки с большой ярко-желтой надписью «BOYS». Всего одна буква, а как все меняет! Но теперь слова на его одежде едва заметны, в тон, и, чтобы их прочесть, надо хорошенько приглядеться.