Игорь Кротов - Чилима

– Владик, а это что – твой брат?

Заподозрить в нас не только близнецов, но и просто родных братьев было проблематично, а вот как двоюродный я проканал с большим успехом. Молва по отделению распространилась достаточно быстро, и через пару дней я полностью освободил Яцека от постылой работы. С тех пор турникет для меня всегда находился в открытом состоянии, а несколько коробок «Птички» добавили вистов моему положению «своего парня», и теперь по лестницам в отделении я поднимаюсь не спеша. Никто навстречу мне не попался. Я продолжал с кем-то, мне самому неизвестным, обсуждать наши несуществующие дела, как вдруг с третьего этажа меня окликнули:

– Игорек, погоди!

Это Александр Николаевич, которого я когда-то видел в кабинете Яцека отца. Он – единственный, кто в отделении имел собственный офис и обладал свободным доступом и к НОДу и к заму. Он поздоровался со мной за руку и встал возле меня, ожидая пока я закончу говорить. Это никак не входило в мои планы. Я прокрутился вокруг своей оси, стараясь отвернуться от него, но площадка перед входом на второй этаж была очень маленькая, и затеряться на ней никак не получалось. Только я закончил «разговор», Кузнецов (это его фамилия) протянул руку в направлении трубки:

– Можно полюбопытствовать? У тебя это «Акос»? А я себе «Примтелефон» буду брать. Они заканчивают тестовый режим. Там другая трубка – на мой взгляд, удобней, – он взял у меня телефон, посмотрел со всех сторон, открыл крышку: аппарат был мертв.

Пока Кузнецов озадаченно исследовал трубку, я старался не подавать виду, что крайне взволнован. Наконец, он закончил осмотр, вернул мне телефон и спросил:

– А почему выключен? Ты что, репетировал?

В голове у меня был только один ответ: «Дяденька, я же ведь не настоящий сварщик! Я эту маску нашел!», его я и озвучил:

– Это не мой телефон. Взял у друга для понтов!

Кузнецов больше не сказал ни слова, но руку на прощание мне протянул. Я пожал ее с благодарностью: хорошо, что я сразу на него нарвался, хорошо, что мой дешевый номер не был сыгран в кабинетах, где сидят обычные люди. Чтобы купить себе такой телефон, им нужно не есть и не пить ровно двадцать месяцев. И перед ними я решил заделаться? Сунув телефон за пояс прямо в трусы для надежности, сверху я закрыл его рубашкой. А Макс еще спрашивал, почему я ношу просторную одежду. Чтобы прятать твой телефон!

У дядь Тараса проходило селекторное, но заявку он мне сразу подписал, пока шел не его отчет, и мне осталось только заскочить на этаж выше к диспетчерам. Вообще-то, посторонним туда нельзя (дверь их двухкомнатного кабинета закрывалась на кнопочный замок), но сто тысяч рублей за единицу подвижного состава нажимает на любые кнопки. Старший диспетчер Вован – хороший, но рано состарившийся парень – посмотрел на номер термоса, нашел его в «машине», что-то спросил у коллеги и сделал мне предложение:

– Хочешь, я через два часа его на Чуркин притяну?

Он всегда улыбался, всегда был позитивным, несмотря на нервную работу. И еще он любил деньги – всегда.

– Давай! Но лучше через три, – мне же нужно еще на Эгершельд съездить с Максом. А когда с ним куда-то едешь, надо время брать «про запас».

– Витек, нечетный на Угольной чуток задержим?

– Вовка, ты че, ебнулся? Там же вертушка! А его родственник наверняка доложил на селекторе, что она уже на месте. Он же нас в хвост и гриву вычешет! – у Витька не было двух передних зубов; от этого его словам не хватало весомости.

– Дядю сможешь нейтрализовать? – спросил меня Вован.

– Нет!

– Тогда максимум через два с половиной часа термос будет на Чуркине! Успеешь? – мне в нем нравилось, что он дорабатывал до конца. Другие просто брали бабки, а дальше – побоку, как ты будешь справляться.

– Успею, но ты ДээСу звонок сделай на всякий случай!

– Про это мог бы и не говорить, – он с удовольствием взял у меня сто тысяч, а я с не меньшим удовольствием ему их отдал. Владу, например, я отдаю деньги, не испытывая особой радости, – да что там радости, я просто вне себя бываю от злости! Понятно, что цифры – несопоставимые: этому даю какие-то сотни тысяч, а тому – десятки миллионов, но этот отрабатывает с лихвой, а тот и на четверть не натягивает. Лучше бы я их отдавал дядь Тарасу! Может, тогда у меня была надежда, что Яцеку достаются не все. Правда, последние пару недель я немного усовершенствовал наши пропорции. Деньги, которые мы получаем от отработки справок, делим пополам, а то, что я беру сверху тарифа за дефицитность, я пилю 65 на 35. Я же сам договариваюсь о цене, поэтому реальные цифры знаю только я. И это справедливо, в конце концов: вся суета – моя, и бензин уходит мой, а сколько денег идет на подарки! Думаю, любой на моем месте так поступил!

На обратном пути фокус с телефоном повторить не удалось. Больше он автомобили не останавливал, и я чуть не угодил между двух трамваев, пока стоял на рельсах в надежде перейти Алеутскую. Когда едешь за рулем, тех, кто переходит дорогу в неположенном месте, готов убить. Но в том случае, когда сам стоишь на проезжей части и ни одна падла не притормозит хотя бы на секундочку, тогда, конечно, хочется мочить этих водил-уродов.

Мой «марк» стоял на том же месте с работающим двигателем и распахнутыми настежь передними дверями. Макс разложил сиденье и вытянувшись, насколько это возможно с его ростом, громко храпел. Я закрыл двери, и, потихоньку сдавая задом, выехал со стоянки. Он очнулся только возле Флотского универмага, когда вдруг резко вскочил и стал крутить правой рукой.

– А-а! – он орал, и его рука, как огромная кувалда, молотила по потолку, торпеде, подлокотнику, вот-вот готовая разбить все, что попадется на пути.

– Макс, успокойся! Ты че, ебанулся? – как я мог не материться, как?! Представьте: у вас в машине бьется в конвульсиях почти двухметровая, на полтора центнера, туша…

– Сука, рука затекла! – он перестал мотать кувалдой, но продолжал ее усиленно тереть. От этого «марк» немного покачивало, как на волнах. Наконец колики в его руке ослабли, он поднял спинку кресла в вертикальное положение, надел очки и спросил:

– А куда мы едем?

– На Эгершельд!

– Я вижу, что на Эгершельд. А зачем?

– Посмотреть, как отправляют машины. Ты сам предложил!

– Да? Значит, мне приснилось?.. – он вопросительно посмотрел на меня.

– Что тебе приснилось? – откуда я мог знать, что у него там в башке.

Очкарик ничего не ответил. Он еще какое-то время смотрел на меня, а потом отвернулся и уставился на дорогу. На Казанском мосту я сбросил скорость и посмотрел направо. Яцек рассказывал, где-то там должна быть наша цель. Ничего особенного разглядеть не удалось – мешал виадук с теплотрассой, – но я увидел, как тепловоз потащил в ту сторону две сетки для перевозки машин. Значит, мы на верном пути. За остановкой повернули на Сипягина; там, за старой полуразрушенной четырехэтажной квадратной башней из красного кирпича, стоял большой серый дом, и мы медленно поехали вдоль него. Когда дом закончился, справа пошел серый бетонный забор, а слева – такая же серая опорная стенка.