Владимир Трубицын - Катастрофа

Главный инженер стройки Коньков был на передовой в гуще событий, то есть в деле. Пока спорили руководители о применимости методов уменьшения фильтрации, Коньков на месте дал распоряжение разобрать нижнюю перемычку, уровень воды в нижнем бьефе повысился, а значит, понизилось давление фильтрационных вод на верхнюю перемычку. Снова пошли самосвалы, сбрасывая мягкий грунт, щебень, глину. За ними самосвалы трамбовали, усаживали, уплотняли тело рукотворной плотины.

Утром праздновали победу, перекрытие реки Иоанесси стало событием для всей страны.

Сергей не был участником этих торжеств, но для него памятными стали эти достижения. По словам одного гидролога теперь Конькова называют «Бернулли», закон которого по истечению жидкости он применил на практике при перекрытии реки.

Он опустился на камни у воды и окунул голову, поднял, встряхнув волосами, как лошадь гривой, и снова проделал водную процедуру. «Ну, стало легче! Совсем хорошо!» – хотелось воскликнуть. Посмотрел на утреннее солнце, встающее над морем, в глазах заискрились капли влаги. Голову больше не опускал в воду, а положил её на руки, не меняя положения тела. Силы здорового мужчины возвращались к нему, хотя навязчиво звучали в сознании голоса: «давай, давай». И они давали, отмечая свой первый день пребывания на курорте в Приморье.

Бригада слесарей с Братской ГЭС была премирована профсоюзной путёвкой для отдыха на море. Море было Японским, за мысом расстилался большой город Владивосток.

Сейчас ничего не надо было, просто полежать и потянуться до хруста в косточках. Море было неспокойным, раскачивалось большими затяжными волнами, во впадинах которых мельтешила рябь, кувыркаясь под косыми лучами солнца. Сама плоть воды оставалась неподвижной и в глубине можно разглядеть фиолетовые водоросли, шевелящие длинными усами. В такт их подвижки стучало сердце, обретая нормальный пульс. Безделье успокаивало, потом появился интерес ко всему водоплавающему в зоне обзора, если пристально приглядеться.

Мелкая рыбёшка с цветными плавниками и вуалевыми хвостиками что-то подбирала со дна, активно работая жабрами. Видно процедура кормления была у них основным образом жизни. По песчаному дну тянутся бороздки, неизвестно куда ведущие, кажется, они существуют самостоятельно, однако это совсем не так, их оставили креветки, по местному «чилими», окрасом они по цвету дна – серые, тёмные и незаметные, а вот когда их обдают кипятком, они обретают розовый цвет.

«Ах, как хороши они к пиву, если ещё слегка присолить в кипящей воде» – Володя замычал от предвкушения необычного удовольствия и перевернулся на спину. На скале, почти в небе он увидел девушку, которая всматривалась в дали моря, освещённые утренним солнцем. Лёгкий ветерок шевелил её одежду, казалось, что она была в полёте.

Машинально Володя хлопнул себя по ягодице, чтобы убедиться в наличии трусиков и быстро вошёл в воду. Первоначальным было желание уплыть подальше от этой девушки и не смущать её своим видом, потом настроение изменилось и изменилось направление движения в воде. Он вернулся на прежнее место, вышел из воды и, сложив ладошки рупором, громко спросил:

– Кто вы, залётная чайка?

Девушка засмеялась и ответила:

– Мэй.

– Как вас зовут? – не расслышав, повторил вопрос Володя.

В ответ прозвучало то же имя:

– Мэй.

И ведение исчезло. На месте стройной фигурки девушки шевелилась переспелая жёлтая трава.

«Вот же, что приснилось» – размышлял Володя, мотая головой в недоумении, потом запел: – «Море возьми меня в дальние дали…» – протянув руки к накатившей волне.

Наверху его ждал товарищ по прозвищу Карифан, они вместе приехали и одинаково проводили время отдыха на турбазе «Приморье».

– Тебя ищу. Куда пропал? Завтрак стынет, – говорил скороговоркой, пережёвывая ломоть хлеба.

Завтрак на столе в шумной столовой, Володя пару раз черпанул ложкой кашу и застыл в ожидании, когда каша пройдёт до кишочек.

– Намёк понял, – сказал Карифан и протянул полстакана водки налитой из фляги, спрятанной за пазухой.

Володя проглотил водяру и крякнул от удовлетворения внутренней потребности. Жизнь продолжалась и требовала действий, пусть выраженных только словами.

– Я сегодня встретил девушку, – заявил Володя.

– «Как много девушек хороших…», – запел тихонько Карифан.

– Не шути. Правда, правда, как полёт чудесного видения… Но не чайки.

– А я её тоже видел, она бежала впереди тебя от берега, – ответил друг.

– Врёшь, – Володя был настойчив и категоричен, – Она улетела с ветром.

– Она стоит здесь рядом, потому что вылетела из столовой и вернулась обратно, – Карифан был настойчив и убедителен, лишённый совсем романтики.

– Где? Покажи!

– Смотри сюда, дело говорю, – сказал Карифан и показал на раздаточное окно из кухни в столовую.

В раме раздаточного окна была видна девушка с белой наколкой на голове, она смотрела на друзей и улыбалась. Глаза её располагались к аккуратному носику несколько ближе, чем обычно, изгиб бровей служил окантовкой для очертания глаз. Создавалось впечатление, что всё её существо устремлено к полёту, а губы, сложенные в яркий бутончик, были надёжным источником, генерирующим слова.

Володя не смог усидеть на месте и подошёл к окошку. Он хотел спросить: «Девушка, как вас зовут? – а промолвил просительно:

– Налейте стакан компоту.

Стоявшие рядом с ней девушки громко с переливом засмеялись. Со стаканом компота вернулся Володя к своему столу, там и Карифан смеялся также заразительно.

Кореянка Мэй Ни родом с Сахалина, где родилась и выросла в семье коренных жителей, которые обосновались в центральной части острова с незапамятных времён. Ни военная, ни политическая власть на острове не повлияли на самосознание корейцев. Они считали своей родиной Корею, поэтому не принимали никакого гражданства, будь то власть России или Японии. Общинная жизнь сплотила население, дала возможность использовать совместный труд как в рыболовстве, так и в сельском хозяйстве. Промыслы охотой давно прекратились в связи с исчезновением дикого зверя. Но больше всего их признавали заядлыми огородниками, ранние овощи появлялись в Южно-Сахалинске на рынках ранней весной и не исчезали до поздней осени.

После окончания войны с Японией в 1945 году узы общины стали ослабевать, молодые корейцы ринулись на материк, среди них была и шестнадцатилетняя Мэй. Хрущёвская оттепель создала условия для свободы передвижения, даже колхозники получили паспорта и могли покинуть деревню. Молодым корейцам на Сахалине это тоже не возбранялось. Так Мэй оказалась в большом городе Владивостоке, где сумела получить, кроме паспорта, кое-какое образование, вполне достаточное, чтобы стать кулинаром в столовой общественного питания.