Наталия Дроздецкая - Тайна городского сумасшедшего

Суматошный рабочий день окончился незапланированной встречей с местным горе-писателем, графоманом и энтузиастом своего дела, Чарнакиным Петром Леонидовичем. Как всегда, шумный, бурно реагирующий на всякую возможность завязать и, главным образом, продолжить с растерявшимся собеседником разговор, он между делом подарил мне с десяток оппозиционных газет. Рассказал о последних важных событиях в рядах передовых, но почему-то не признанных властями партий, извинился за то, что не успел еще подарить редакции и лично мне свой последний сборник актуальных статей о возможных, но не использованных еще никем путях дальнейшего экономического развития региона. Он, конечно, очень хороший человек, этот Чарнакин, но я, всё же, прервала затянувшийся его монолог:

– Кстати, вашим сборником очень редактор интересовался. Вы бы зашли к нему, он как раз сейчас у себя.

– Да правда ли?

– А то нет. Вы теперь у нас личность известная, можно сказать, знаменитая. Какой бы местный канал ни включил, – а там и Вы, как раз, со своим оригинальным видением мир населяющих проблем.

– А главное неординарными путями скорейшего их решения! Ладно, разрешите откланяться. А газетки на досуге обязательно почитайте.

– Всенепременно, Петр Леонидович, заходите как-нибудь, не забывайте.

***

Моя уверенность в том, что невозможное видение в дымящейся трубе соседней котельной видела одна только я, была непоколебимой. Потому что я очень хорошо понимала, что никакие буквы, и тем более слова, ну никак не могли возникнуть из дыма над трубой, нигде и никогда этого не могло произойти. Но я была не права: выкатывающиеся из трубы котельной буквы видел ещё один человек, безработный философ Артём Михайлович Мурашкин. И у него, разумеется, была своя реакция на происходящее. Он в тот момент, точнее, немного погодя после того удивительного момента, неожиданно встретился со знакомцем и на более глубоком, чем сознательный, уровне почувствовал необходимость немедленно освободиться от всяческих обязательств перед кем бы то ни было. Видимо, поэтому он поступил тогда так, как не поступил бы никогда в другое время. Оставив спутника на пятачке перед серией уличных ларьков и магазинов, он заскочил «на минутку» в один из них, прикупил коньяку, колбасы, сыру, фруктов, что-то шепнул заскучавшему уже от безделья менеджеру, и тот немедленно проводил его через хозяйственный выход на улицу. Не на ту, где остался дожидаться его приятель, на другую.

Он уже не пытался дожать анализом недавно полученное впечатление от дымящейся странным образом трубы, но пребывал в крайне оторванном от текущей реальности состоянии. Ноги сами, что называется, вынесли его на площадку перед подземным переходом, затем – на противоположную сторону проспекта. После он сам не помнит, в какого номера маршрутку сел, и она его вывезла на восточную окраину города. Увидев бетонный, неприступный практически забор, Артём понял, что ему как раз туда и надо, именно во двор за этим забором. Никакой калитки не было нигде, но это не помешало ему там оказаться, хотя и самым что ни на есть немыслимым способом. Отдышался, огляделся и удивился сочетанию обычно не сочетающихся моментов реальности.

Внимание привлекла цветочная клумба из благоухающих, сливающихся в своем разноцветье в броский орнамент цветов, окружённая кучами строительного мусора. По ограниченному стенами высотных домов и бетонными плитами забора пространству ходили люди. Никто не обращал на него никакого внимания. Немного поодаль от великолепной клумбы расположился мужчина лет 40—50. Он ел, то ли булочку, то ли пирожок, рядом с ним лежала упакованная в чехол скрипка. Артём подошел к нему с вопросом.

– Вы не подскажете…

– Как отсюда выйти, не прилагая титанических усилий?

– Нет, думаю, я не это имел в виду.

– Тогда что же?

– Я бы хотел найти человека, похожего на Карла Маркса, только он – поэт и к политике не имеет ровным счетом никакого отношения.

– Мы все имеем какое-нибудь отношение к политике, и каждый из нас хотя бы немножечко поэт. Впрочем, я понял, кого Вы имеете в виду. Но тот же самый вопрос Вы с таким же успехом можете адресовать и мне.

– Какой вопрос? Вы, собственно, о чем?

– А Вы?

– Простите меня, я что-то совсем уже запутался.

– Да что Вы! Вы даже не начинали еще запутываться, – мгновенно отреагировал незнакомец, не глядя, однако, на Артёма, сосредоточившись на вылезшей из откушенного пирожка капусте. – Вам совершенно отчетливо и логично хотелось найти Марка Эрзарховича, похожего, как Вы изволили заметить, на Карла Маркса, чтобы задать ему один нескромный, мягко так скажем, вопрос по поводу этой чертовой, как Вы несправедливо её обозвали, трубы из сто четвёртой котельной.

– По поводу дыма из этой трубы.

– Вот именно. Так вот, со всею ответственностью смею заверить: Вас это не касается никакой стороной дела, тем более стороной существенной, трагической и непоправимой.

– Вы сейчас что имеете в виду?

– Только то, что сказал. – Тут он замолчал ненадолго, чтобы прожевать и проглотить остаток пирожка, смахнул указательным пальцем всё-таки выпавший на штанину кусочек начинки и продолжил. – Да не кипятитесь вы так чересчур уже сильно. На самом деле все до банальности просто. Непредвиденное заключается лишь в том, что Вам довелось увидеть то, что ни при каких обстоятельствах не следовало бы видеть. В этом – единственное, я надеюсь, упущение этой истории. Так что – не берите в голову, продолжайте жить дальше, спокойно и, по возможности, счастливо.

– Вы полагаете, это возможно?

– Я полагаю, у вас нет другого выхода.

– А как же труп? Его не будет на самом деле? Это что, баловство?

– Да уж какое тут баловство, друг мой! Всё будет именно так, как Вы увидели. И не когда-нибудь после, в далеком, почти неживом еще будущем, а уже очень скоро. Буквально сегодняшней ночью все и случится. Именно в сто четвёртой котельной. И предотвратить, даже приостановить хотя бы ненадолго, уже ничего невозможно.

– Разве нельзя предотвратить то, о чем заранее знаешь?

– Да как же, можно. Только знаете-то о предстоящем Вы, а не он сам. Кстати, он сейчас спит, как сурок, в шестом вагоне приближающегося к городу поезда. И еще успеет поужинать в каком-нибудь ресторане или кафе. Что же касается лично Вашего знания, дорогой Артём Михайлович, так Вы и не знаете ровным счетом ничего, кроме того, что я тут Вам по простоте душевной наболтал. Вы бы еще спросили, как его зовут? И я бы в веселом расположении духа после капустного пирожка ответил: Романом, или бы еще каким-нибудь другим именем. Но Вы не спрашиваете, и потому знаете еще меньше того, чем просто ничего не знаете.

– Я пойду, пожалуй…