Алексей Пшенов - Проект «Linkshander»

Лёня развернул сколотые листы.

ДОПОЛНЕНИЕ К РАПОРТУ

Господин фон Риммер, хочу довести до вашего сведения, что участвовавший в обследовании вместе со мной доктор психиатрии Иоганн Малер является крайне неблагонадёжной личностью. Из личного общения, я выяснил, что, возможно, он является тайным коммунистом, так как не скрывает того, что читал труды Маркса и симпатизирует Советской России. Д-р Малер не скрывает своего негативного отношения к расовой гигиене, является приверженцем теории Дарвина и считает, что все расы и нации устроены одинаково. Он не считает антинаучным учение Зигмунда Фрейда и возможно является латентным гомосексуалистом. По его словам после смерти жены, умершей пять лет назад, у него не было никаких контактов с женщинами, так как он много времени уделяет дополнительным занятиям со своими студентами. Возможно, у них организовано какое-то тайное общество. У д-ра Малера имеется пятилетний сын, которому он не уделяет должного внимания, и которого воспитывает престарелая бабушка по материнской линии. А ещё Иоганн Малер – ярко выраженный левша с завышенной самооценкой и считает, что половине преподавателей и студентов не место в нашем медицинском институте. На мой взгляд, всё вышеперечисленное является примером того, куда может завести патологическая леворукость без должного внимания и контроля.

С уважением, профессор Отто Шмутц.

– Вот это донос! – язвительно рассмеялся Воронцов.– Мальчиш-плохиш отдыхает! Профессор расовой гигиены стучит на доктора психиатрии!

– А что это за наука такая – расовая гигиена? Типа, поздоровался с африканцем – не забудь помыть руки? – неуклюже пошутил Лёня.

– Ты окончил медицинский институт и не знаешь, что такое расовая гигиена? Чему вас только учат? – помрачнел Воронцов.– А ведь это совсем не смешно. В тридцатые годы в Германии всё было очень серьёзно. Расовая гигиена, она же евгеника, – это наука о наследственном здоровье человека и путях его улучшения. В начале прошлого века идеи расовой гигиены были чрезвычайно популярны и в Европе и в Соединённых штатах. Во многих странах евгеника стала официально признанной наукой. В начале двадцатых годов было даже основано «Международное объединение по расовой гигиене». Адепты этой псевдонауки, а среди них были физиологи и психиатры с мировым именем, даже Нобелевские лауреаты, считали, что улучшение качества жизни и отсутствие естественного отбора ведут к чрезмерному размножению всевозможных дегенератов. Обитателей психиатрических клиник они называли «балластными существами» и «пустотой в оболочке» и считали, что их существование не имеет никакого смысла и ценности. Эти поборники расовой чистоты ратовали за насильственную стерилизацию людей с психическими расстройствами, умственно отсталых и наследственно отягощённых больных. В результате законодательные акты о принудительной стерилизации душевнобольных преступников были приняты в США, Канаде, Швеции, Норвегии, Франции и Японии. Труды немецких евгеников оказали огромное влияние на Гитлера, и в нацистской Германии пошли значительно дальше, чем в других странах. В Мюнхенском университете ещё в начале двадцатых годов была учреждена кафедра расовой гигиены, а в Берлине основан институт антропологии, генетики и евгеники. Одним из первых научных руководителей этого института был доктор Йозеф Менгеле, который позже в Освенциме проводил различные эксперименты над заключенными и был прозван «ангелом смерти». В тридцать третьем году, после прихода Гитлера к власти, на основании рекомендаций сотрудников этих двух псевдонаучных учреждений в Германии был разработан и введён в действие «Закон о предотвращении рождения потомства с наследственными заболеваниями». Сначала стерилизовали лиц, страдающих слабоумием, шизофренией, эпилепсией, аффективными нарушениями и тяжёлыми уродствами. Но Мюнхенские гигиенисты без дела не сидели и постоянно дополняли этот список новыми медико-социальными группами. С их подачи в него попали гомосексуалисты, хронические алкоголики, наркоманы, преступники-рецидивисты и левши. Правда, левшей вскоре вычеркнули из списка, ограничив постановкой на учёт в единой картотеке наследственности и лишением целого ряда социальных и профессиональных прав. В Германии до конца войны было стерилизовано около полумиллиона человек. Но принудительная стерилизация была только началом борьбы за наследственное здоровье германской нации. В тридцать пятом году немецкий физиолог Клинберг опубликовал книгу с названием «Милость или смерть?» в которой выдвигал тезис о «жизни недостойной самой жизни» и необходимости принудительной эвтаназии для тяжёлых больных. Книга получила положительные рецензии в медицинской среде и в начале тридцать девятого года была проведена первая эвтаназия. Некие супруги Кнауеры обратились лично к Гитлеру с просьбой умертвить их сына, являвшегося безнадёжным калекой. Через три дня разрешение было получено. Ребёнок был усыплён в университетской клинике Лейпцига, а Гитлер поручил своему лечащему врачу Брандту и начальнику канцелярии Бухлеру лично заниматься делами аналогичными делу младшего Кнауера. Так в канцелярии фюрера возникла первая программа детской эвтаназии. На первых порах уничтожались только неизлечимо больные дети до трёх лет, но уже через полгода программа распространилась и на подростков вплоть до семнадцатилетнего возраста. Смертный приговор выносился без какой-либо серьёзной диагностики. Информация о детях-инвалидах стекалась в Берлин, где её заочно изучали три медицинских эксперта и принимали решение без уведомления родителей. Отобранных для смерти детей отправляли в один из центров эвтаназии, а родителям сообщали, что они переведены в новый специализированный стационар для получения более качественного и эффективного лечения. Приговорённому ребёнку делали смертельную инъекцию барбитурата, а его родителям отправляли свидетельство о смерти, в котором было указано, что их ребёнок умер от воспаления лёгких или менингита. До конца войны в Германии было убито не менее пяти тысяч детей-инвалидов…

Воронцов устало замолк, достал из держателя бутылку с минералкой и сделал несколько больших жадных глотков.

– Ничего себе! – удивлённо присвистнул Лёня.– А сегодня все – и европейцы, и американцы – на каждом углу кричат об ущемлении прав человека в России и возмущаются, что им запретили усыновлять наших детей-инвалидов…

– Вот именно. Сами только вчера с дерева слезли, а сегодня уже других правильно ходить учат, – хмуро согласился Воронцов и продолжил своё неожиданное эссе.– От принудительной детской эвтаназии нацисты очень быстро перешли к взрослой. Уже в октябре тридцать девятого года в Берлине была создана «Рабочая ассоциация санаториев и приютов» со штаб-квартирой на Тиргартенштрассе, 4. Отсюда вскоре появилось и сокращённое название программы по тотальному уничтожению неполноценных личностей – «Т-4». Иногда эту программу называли «Акция – смерть из жалости», а в документах слово «эвтаназия» цинично заменяли на «дезинфекция». Руководителями программы были назначены начальник медицинской службы СС профессор психиатрии Вернер Хайде и его заместитель доктор Пауль Ницше. Практически все сотрудники кафедры расовой гигиены Мюнхенского университета принимали самое непосредственное участие в отборе жертв для программы эвтаназии. К концу тридцатых годов эти гигиенисты сумели признать физиологическую неполноценность не только отдельных социальных групп, но и целых народов: евреев, цыган и славян. Массовые убийства неполноценных граждан начались зимой сорокового года. На базе прежних психиатрических стационаров в Германии и Австрии были созданы несколько центров эвтаназии, в одних из которых проводились медицинские эксперименты, а в других последующее уничтожение пациентов. Отбор жертв, как и в случае с детской эвтаназией, проходил заочно, врачи решавшие участь человека не имели возможности ознакомиться с его реальным состоянием лично. Эксперт, изучив анкету пациента, ставил либо красный плюс, что означало решение отправить в центр эвтаназии, либо синий минус – оставить в живых. Выбор способа эвтаназии для программы «Т-4» был некоторое время предметом оживлённой дискуссии. Сначала предполагалось использовать инъекции медицинских препаратов или воздушную эмболию, но врачи, участвовавшие в программе, признали этот метод нецелесообразным. Мол, слишком долго, дорого и хлопотно. Тогда директор физико-химического отдела института криминологии Альберт Видман предложил использовать угарный газ. Первое умерщвление газом состоялось в Бранденбургском психиатрическом интернате в январе сорокового года. Эксперимент был признан удачным, и программа «Т-4» заработала как швейцарские часы. Отобранных пациентов, находившихся в психиатрических клиниках, церковных приютах и домах для престарелых, в назначенный день свозили в один из центров эвтаназии. Там их бегло осматривали, фотографировали и заводили в газовую камеру. Ответственный за эвтаназию врач лично открывал баллоны и наблюдал за действием газа. Обычно через пятнадцать-двадцать минут всё было кончено. Камеры проветривали, трупы незамедлительно отвозили к печам и сжигали. Перемешанный пепел фасовали по урнам и отдавали родственникам вместе со свидетельством о смерти от какой-либо вымышленной болезни. Таким образом, в рамках программы «Т-4» нацисты отработали технологию массового уничтожения ещё до создания лагерей смерти типа Освенцима и Майданека. Отработали на собственном народе. Несмотря на секретность скрыть факты массовых убийств не получалось. Среди жителей Германии возрастало возмущение и протест против программы принудительной эвтаназии. Против неё публично выступили выдающиеся представители церкви, и в августе сорок первого года Гитлер подписал официальный приказ о закрытии программы «Т-4». Но окончательно этот людоедский проект не закрылся. Он просто передвинулся на восток, где требовалась срочная разгрузка переполненных концлагерей от тех, кого нацисты считали бесполезным балластом. Но в этих лагерях ещё не было ни газовых камер, ни крематориев, ни обслуживающего персонала. Так первые заключённые Освенцима, погибшие в газовой камере, были убиты не в самом лагере, а в Германии, в психиатрической больнице города Зонненштайн. Новая программа получила кодовое название «14f13» и являлась подготовительным этапом проекта «Окончательное решение», предусматривавшего тотальное уничтожение еврейского населения. Накопленный опыт массовых убийств сыграл решающую роль во время Холокоста. Газовые камеры и крематории были перевезены из большинства немецких центров эвтаназии в лагеря смерти Майданек, Освенцим, Собибор и Треблинка. Вместе с оборудованием на восток отправился и обслуживающий персонал. А в оставшихся в Германии и Австрии клиниках смерти были открыты курсы «милосердного убийства». На них готовили новый персонал для восточных лагерей, а роль «наглядных пособий» во время этого обучения отводилась живым людям из числа тех, кого признали неполноценными. Технология убийств постоянно совершенствовалась. Появились передвижные машины-душегубки, в которых газы из выхлопной трубы могли подаваться в герметично закрытый кузов, и можно было уничтожать узников прямо по дороге из небольших лагерей в крематорий. В стационарных камерах выхлопной газ был заменён на более эффективный «Циклон-Б», а сами камеры стали часто маскировать под душевые кабины, чтобы обречённые на смерть люди не знали, куда их ведут. В общем, была создана целая индустрия смерти, и огромную роль в ней сыграли врачи из программы «Т-4». Как ни странно большинству из них после войны удалось избежать какого-либо наказания. Только высшие руководители программы – личный врач Гитлера Карл Брандт и заместитель начальника Рейхсканцелярии Виктор Брак – были признаны виновными в массовых убийствах, приговорены к смерти и казнены. После войны тема массового уничтожения долгое время замалчивалась, поскольку считалось, что медицинская профессия в Германии и так утратила доверие населения, и только молчание поможет это доверие восстановить. Несколько судебных процессов по делу медиков из программы «Т-4» продвигались медленно и нудно. Многие участники были оправданы или вовсе избежали суда, благодаря медицинским заключениям о состоянии их здоровья. К тому же выступавшие в качестве свидетелей врачи и юристы из соображений корпоративной солидарности прилагали все усилия к тому, чтобы их коллег не осудили. В результате реальные, но не очень большие сроки получили около девяноста человек, и все они к середине пятидесятых годов оказались на свободе. Многие из них получили государственные пенсии, а некоторые даже вернулись к прежней работе. Так что и этот Отто Шмутц, судя по его рвению и желанию выслужиться, вполне мог поучаствовать в программе Т-4, и даже поработать где-нибудь в Майданеке или Треблинке, а потом снова заняться какой-нибудь ботаникой в своём университете. В шестидесятые годы известный охотник за нацистами прокурор Фриц Бауэр начал новое расследование в отношении участников программы принудительной эвтаназии, однако в связи с его смертью дело быстро заглохло.