Алексей Пшенов - Проект «Linkshander»

– Для начала нам надо найти тетрадь, – охладил Лёнин энтузиазм Воронцов.– Возможно, Каманин и здесь нас опередил.

– Вряд ли. Я думаю, что об этой тетради он ничего не знал.

– Тогда откуда он мог узнать о месте своего рождения?

– От Курта. Возможно, старик сам проговорился за бутылочкой коньяка. Так, когда родился Каманин?

– Двенадцатого июня девяносто третьего года.

– Близнец, как и я…

– Вот видишь, сколько у вас общего…

– Ну что, поехали к Курту?

– Ты поезжай, а я пока вызову ментов и посмотрю записи с камеры наблюдения, – Воронцов протянул Лёне связку ключей на потемнелом стальном кольце.– Удачи тебе! Позвони, если найдёшь тетрадку!

Лёня позвонил через два часа, когда Воронцов, наверное, в десятый раз просматривал видеозапись, на которой Каманин входил в подъезд, старательно прикрыв лицо чёрной шляпой-борсалино с опущенными вниз полями.

– Я нашёл тетрадь. Единственный ребёнок, родившийся в июне девяносто третьего года, появился на свет в Верхнеборске. Фамилия ребёнка Лаптев, вероятно, это и есть наш Каманин. Правда, судя по записи, он родился не двенадцатого, а на неделю раньше – пятого июня. Верхнеборск – это небольшой райцентр в Курской области, как раз по дороге в Сочи. Но сочинские поезда там никогда не останавливались.

– Далеко до этого Верхнеборска?

– Шестьсот километров.

– Не близко. Выезжаем сегодня вечером. Собирайся.

– Я тут нашёл в секретере какие-то странные распечатки с пометками Малера. Очень похоже на копии нацистских документов – все в орлах и свастиках. Ты немецкий язык знаешь?

– Откуда? Но надёжный переводчик не проблема. Забери все эти распечатки с собой. По дороге забросим их в школу преподавателю немецкого. Встречаемся в семь вечера у моего дома.

– О кей!

Загорелый мужчина с аккуратной бородкой-эспаньолкой в черном берете а-ля Жан-Мишель Жарр стоял у полуобвалившейся стены старого провинциального кладбища. Увлажнившимися глазами он смотрел на восьмиконечный православный крест, довольно небрежно сваренный из тонких железных прутьев. Когда-то крест был покрашен серебрянкой, но краска от времени облупилась, и из-под неё бурыми пятнами проступил ржавый металл. На табличке, приваренной к центральной перекладине, от руки крупными чёрными буквами была написана только фамилия – Лаптев. Ни имени, ни отчества, ни даты рождения и смерти не было. Мужчина положил на талый мартовский снег два десятка красных гвоздик и трижды перекрестился. Потом он достал из кармана чёрного шерстяного пальто плоскую коньячную фляжку, отпил из горлышка несколько глотков и внимательно осмотрелся по сторонам. Через три ряда, тоже на краю у самой ограды, виднелся ещё один такой же неухоженный металлический крест. Мужчина, по колено проваливаясь в талый мартовский снег, подошёл к нему, чтобы прочитать фамилию:

– Коновалов, земляк… интересно, как тебя зовут теперь? А может, ты действительно умер?

Он вернулся к могиле Лаптева, забрал оттуда шесть гвоздик и перенёс их к Коновалову. Потом снова трижды перекрестился, отхлебнул из фляжки с коньяком и широкими шагами пошёл вдоль хлипкой кладбищенской стены к выходу. Выйдя на дорогу, он подошёл к тёмно-синему «Форду-Фокусу», достал из багажника объемистую дорожную сумку, закрыл машину, отошёл от неё метров на сто и по телефону вызвал такси:

– От старого кладбища на комбинат.

Уже начало смеркаться, когда мужчина вылез из такси в районе прядильного комбината на другом конце города. В квартире на четвёртом этаже обветшалого кирпичного дома светились два окна. Мужчина пристально посмотрел на подъезд. Видеокамеры ни на козырьке, ни на стене видно не было, но на всякий случай он снял берет, достал из сумки шляпу-борсалино, надвинул её глубоко на лоб и, низко нагнув голову, вошёл в подъезд. Поднявшись на четвёртый этаж, мужчина остановился перед массивной стальной дверью и, немного помешкав, дважды нажал кнопку звонка.

– Кто там? – раздался за дверью раздражённый старческий голос.

– Александр Петрович Афанасьев здесь живёт? – с уверенно-напористой интонацией спросил мужчина.

– Здесь, а что надо?

– Вам привет от Курта Иоганновича Малера.

– А кто это?

– Вы забыли? Это директор сорок шестой спецшколы.

– А вы кто?

– А я его заместитель по воспитательной части – Сергей Иванович Каманин. Привёз вам с оказией подарок к юбилею.

Заскрежетали замки, дверь как бы нехотя приоткрылась на длину прочной стальной цепочки, и в проёме появилось заострённое морщинистое лицо с взъерошенными волосами. Из квартиры потянуло стойким кофейным ароматом. Нежданный гость недовольно поморщил нос и одновременно улыбнулся. Он не любил запах кофе, – считал его слишком резким и грубым – но сегодня это был запах очередного триумфа.

– А документ у вас есть? – настороженно поинтересовался хозяин квартиры.

– А как же, – мужчина помахал перед лисьим носом недоверчивого старичка какой-то красной корочкой.

– Тогда проходите, – Афанасьев снял цепочку и распахнул дверь.– С чего это Курт Иоганнович вдруг вспомнил обо мне?

– А он о вас никогда не забывал, и очень благодарен вам за одарённых детей.

Старик польщенно заулыбался.

– Вот и сейчас в вашем роддоме появился подходящий отказник.

– В рубашке?

Каманин утвердительно кивнул.

– Опять упустили, растяпы, – пренебрежительно усмехнулся Афанасьев.– А что же это Курт Иоганнович сам не приехал?

– Возраст уже не позволяет ездить в командировки. Хотя здоровье у него более-менее в порядке, и школой он по-прежнему руководит.

– Молодееец, – уважительно протянул бывший главный врач Верхнеборской районной больницы.– А меня вот уже пять лет, как выперли на пенсию. Многие хотели занять моё место. Кстати, кто сейчас в больнице главный?

Каманин, не знавший ответа, стушевался, но старик сам пришёл ему на помощь.

– Лидия Павловна Сорокина?

– Она самая, – облегчённо выдохнул псевдозавуч.

– Разумная женщина. С ней у вас проблем не будет.

– Это я сразу понял.

– Уже начали оформлять ребёнка?

– Пока нет. Я только сегодня приехал. Зашёл в родильное отделение, и сразу к вам. Подарок к юбилею, – Каманин многозначительно указал на свою дорожную сумку.

– До юбилея ещё дожить надо. А получать подарки заранее – плохая примета.

– Что тут доживать – десять дней! Впрочем, если хотите, я могу оставить подарок на вокзале в камере хранения, а вы потом сами его заберёте.

– Нет, нет, – замахал руками Афанасьев.– Я, на самом деле, не суеверен.

«А зря», – подумал Каманин, но вслух торжественно произнёс:

– Поздравляю с наступающим юбилеем.