Алексей Пшенов - Проект «Linkshander»

– А ещё у твоего Каманина, судя по психологическому анализу тех же четырёх признаков, сильный, но ненавязчивый характер, практически не поддающийся убеждению. Основная черта – внутренняя агрессивность, прикрытая внешней мягкостью и эмоциональностью. В отношениях с людьми быстрое взаимодействие, но медленное взаимопонимание.

– А говоришь, что ничего не знаешь о психологии левшей.

– Это простейшие тесты. Я их с Куртом ещё в юности проходил. Ерунда это всё.

– Ерунда, не ерунда, но на Каманина очень похоже. Волк в овечьей шкуре. А, кстати, какая твоя характеристика по тестам?

– Какая разница? Это к делу не относится, – уклончиво отмахнулся Лёня.– А с чего ты решил, что Каманин представляет какую-то угрозу лично для меня?

– С того, что Каманин очень много и плотно общался с Куртом, и тот мог невзначай что-нибудь рассказать и о тебе. А судя по тому, как тщательно наш беглец зачищает возможных преследователей, он может на всякий случай избавиться и от тебя как от потенциальной угрозы.

– Ты мне льстишь.

– Считай, как знаешь, но уходящие в побег агенты бывают очень изобретательны, и всех предыдущих беглецов мы вычисляли только с помощью кураторов-психологов. Кстати, упустил одну странную деталь. Каманин зачем-то оставил на столе у Курта плюшевого зайца, – директор по безопасности вспомнил свой сон и внутренне поёжился.– Мне кажется, что это какая-то угроза или предупреждение.

Воронцов вышел в соседнюю комнату и через несколько секунд вернулся, держа за уши плюшевую игрушку. Глаза зайца, раскрашенные красным фломастером, действительно выглядели угрожающе.

– Это не заяц, это кролик, – поправил своего друга Лёня.

– А чем кролик отличается от зайца? – язвительно поинтересовался Воронцов.

– Не знаю, – безразлично пожал плечами Ивлев.

– Тогда почему ты решил, что это кролик?

– Потому что это кролик…

– Ну, кролик, так кролик, – так же безразлично согласился Воронцов и поставил игрушку на стол.– Так ты согласен стать моим напарником? Максимум на две недели.

– Мне надо посоветоваться с семьей.

– Это исключено. Дело совершенно секретное.

– Ладно, уговорил. Наливай! – решительно махнул рукой Лёня – трагическая и неожиданная смерть Курта Малера зацепила его за живое.

Воронцов разлил по рюмкам коньяк и, подражая знаменитому персонажу Булдакова, произнёс:

– Ну, за сотрудничество!

Лёня Ивлев поднёс рюмку ко рту, но вместо того, чтобы выпить, посмотрел на стоявшую посреди стола игрушку и неожиданно спросил:

– Так, как говоришь, звали вашего гениального микробиолога?

– Дмитрий Крольчевский.

– А где он сейчас?

– Понятия не имею. Наверно, окончательно спился. Основным препаратом, который Крольчевский выписывал для своих опытов, был этиловый спирт. И в середине девяностых его уволили за беспробудное пьянство.

– А как же он в таком состоянии проводил свои эксперименты?

– Нормально. Голова у него варила хорошо. Просто у нас учебное заведение, и Крольчевского уволили, чтобы он не смущал своим видом и поведением наших школяров.

– Его можно найти?

– Если он жив и не бомжует, то без проблем. Ты думаешь?

– Белый заяц с красными глазами – это Крольчевский, – утвердительно кивнул головой Лёня Ивлев.

– Этого не может быть! – безапелляционно возразил Воронцов.

– Почему?

– Потому что, сам Каманин ничего не знал о проведённом над ним опыте. Он думал, что его собачье обоняние – это результат какого-то генетического сбоя. Эксперимент с вакциной обоняния не был согласован наверху. О нём знали только Курт, я, главврач нашей школы и начальник сорок шестого спецотдела.

– Значит, Курт проговорился Каманину…

Дмитрий Крольчевский проснулся уже давно, но ни открывать глаза, ни тем более подниматься с кровати не торопился. Всю ночь ему снились какие-то кошмары, но они ни в какое сравнение не шли с ожидавшим его вечным тяжелым похмельем и таким же вечным поиском денег или выпивки. Неожиданно где-то в общем коридоре раздался негромкий стук, потом скрипнула никогда не запирающаяся входная дверь, и послышались лёгкие, почти бесшумные шаги. «Ну, вот и слуховые галлюцинации начались», – подумал Крольчевский, к которому уже много лет никто по утрам не заходил, и с усилием разлепил опухшие веки. На пороге комнаты стоял смуглый мужчина лет тридцати с бородкой-эспаньолкой в черной шляпе-борсалино и чёрном плаще строгого покроя. В руках у него был небольшой кожаный саквояж. Казалось, что незнакомец шагнул в комнату прямо с экрана какого-то гангстерского фильма о Чикаго тридцатых годов. «А вот это уже зрительные галлюцинации», – самокритично определил бывший микробиолог, но на всякий случай поинтересовался:

– А вы кто?

– Доктор, – лаконично ответил незнакомец и, раскрыв саквояж, извлёк из него бутылку хорошей водки с привязанным к горлышку картонным ярлыком.

При виде такого лекарства едва шевелившееся усталое сердце Крольчевского сменило унылый траурный марш на энергичное аргентинское танго.

– Надо же, – удивлённо пробормотал микробиолог и, откинув засаленное одеяло, пружиной выскочил из несвежей постели, похожей на какое-то звериное лежбище.

Незнакомец презрительно посмотрел на вытянувшуюся перед ним, словно восклицательный знак, высокую тощую фигуру в зелёных семейных трусах и, брезгливо поморщившись, прикрыл нос сложенным вчетверо платочком.

– Знал бы, что от вас так воняет – захватил бы респиратор. Идите, примите душ, побрейтесь и оденьте чистую одежду. У меня имеется к вам важный разговор.

– А можно сначала двадцать капель, – заискивающе-неуверенно спросил Крольчевский и указал дрожащим пальцем на бутылку.

– Нельзя, – жёстко отрезал незнакомец и, развернувшись, неторопливо удалился в кухню.

Мысленно матерясь и чертыхаясь микробиолог на нетвёрдых полусогнутых ногах обречённо поплёлся в ванную комнату. Когда он, с трудом умывшись и побрившись, одев изрядно поношенный, но более-менее чистый спортивный костюм, выбрался из ванной, странный гость, вальяжно закинув ногу на ногу, сидел посреди кухни. В открытое на обе створки окно било утреннее мартовское солнце, на обеденном столе стояли бутылка водки, пакет с томатным соком, шпроты, несколько лоточков с нарезкой и салатами и два чистых стакана. Крольчевский буквально физически почувствовал, как при виде этого изобилия возбуждённо затрепетала его поджелудочная железа. Гость широким жестом пригласил хозяина к столу, и микробиолог сиротливо присел на край прожженного и изрезанного углового кухонного диванчика. Незнакомец, звучно хрустнув пробкой, открыл бутылку и наполнил гранёные стаканы: Крольчевскому почти по ободок, себе на два пальца. Бывший микробиолог, чтобы не расплескать драгоценную жидкость, взял свой стакан двумя руками и мелкими глотками выпил его до дна. Незнакомец поднес стакан к губам, но, не сделав ни глотка, вернул его стол. Крольчевский, запив водку томатным соком, жадно набросился на еду. Загадочный гость, не проронив ни слова, бесстрастно смотрел, как розовеет и оживает измождённое лицо похмелившегося микробиолога. Опустошив половину стола и почувствовав приятный шум в голове, приободрившийся Крольчевский расслабленно откинулся на спинку изуродованного диванчика и окрепшим голосом спросил: