Владимир Янковский - День ожидания. Телероман

– Черный с сахаром. А что будет пить моя хозяюшка? – поинтересовался Градов.

– За кампанию со своим мужчиной, я же должна изучать твои вкусы. Кстати, Вита, а к кофе приготовить кашку или ты предпочитаешь бутерброды? – уточнила Таня.

– Бутерброды, Танюша, бутерброды. Меньше возни, – объяснил Градов.

– Кому, мне? Знай, я обожаю готовить, – обрадовала его Таня.

– Учту, – заметил Виктор.

Татьяна осмотрела стол: бокалы, нарезанный батон, сахар, кофе, ложечки, масло, колбаса, сыр.

– Проверь, я ничего не забыла?

– Нет. Если позволишь, я тебе объясню, как я люблю завтракать. – Градов вопросительно посмотрел на Таню.

– Конечно, объясняй, – согласилась она.

– Я заранее делаю четыре бутерброда (Градов мазал масло на кусочек батона, клал по очереди сыр и колбасу), потом только кладу сахар (он положил три ложки) и кофе (насыпал кофе). И только после этого наливаю крутой кипяток из чайника, который томится на плите.

– В чем секрет, чтоб я знала? – спросила Таня.

– Не тратится время на приготовление бутербродов, кофе тогда не успевает остыть, я люблю очень горячий кофе, – пояснил Виктор.

– Буду знать! – кивнула Таня, а потом вдруг спросила у Градова. – Хочешь кофе с коньяком?

– Хочу! – откровенно произнес тот.

Таня вышла в зал и почти моментально вернулась с бутылкой в яркой упаковке.

– О, французский, «Наполеон»… Из каких источников, Таня? – удивился гость.

– Как-нибудь расскажу. Открывай, – пропустила вопрос мимо ушей хозяйка.

Когда Градов не без опаски осторожно открыл бутылку, Таня вдруг вытащила и поставила на столик маленькие хрустальные рюмочки.

– Это уже коньяк с кофе, а не кофе с коньяком, – заметил Градов.

– Пусть так. Наливай! – махнула рукой Татьяна.

Он налил коньяк в рюмочки, подал одну ей, другую взял в руку:

– Ты хозяйка, ты и тост говори.

– Знаешь, Витя, за что я хочу выпить? – она помолчала несколько секунд, крутя в руках рюмку. – Вчера был мой праздник, а сегодня должен стать наш. За наш сегодняшний праздник, за наш день рождения. Ведь что сегодня родится, только от нас двоих и зависит… Ладно, давай выпьем!

Они чокаются, пьют коньяк, запивают кофе, жуют бутерброды.

– Витя, а ты меня презираешь? – вдруг спросила Татьяна.

– За что? – откровенно удивился тот.

– Ну, за то, что сама навязалась тебе, например.

– Не говори глупостей. Насколько я помню, ты призналась мне в любви. Разве за это можно презирать или осуждать?

– Наверно, нельзя, ты прав, – ответила Татьяна. – Но ведь ты же меня не любишь. Разве это нравственно – спать с нелюбимой девушкой?

– Ты уверена, что у меня нет никаких чувств к тебе? – изумился Виктор.

– Конечно. Были бы они, ты бы не позволил мне одной уходить провожать друзей, а пошел бы со мной. Вдруг бы кто-то напал на меня в подъезде? – объяснила свою уверенность девушка.

– А может, я просто не стал мешать кому-то провожать тебя до подъезда? И потом, Таня, у нас ведь все равно все шло к этому финалу. Не приди ты ко мне, в твою спальню пришел бы я, – заметил Градов.

– Как же, как же, уязвленное мужское самолюбие, отняли пальму первенства! Ну, пришел бы ты, полез ко мне, а я б тебе отказала. Ты что, изнасиловал бы меня? – глядя на него в упор, спросила Таня.

– И пальцем бы не тронул! – честно признался Виктор.

– Вот видишь, – усмехнулась Таня, – выбирает ведь все равно женщина. Вот я и выбрала. Только я очень хочу стать любимой женщиной, – объяснила Таня.

– Таня, а что для тебя любовь? – задумчиво спросил Виктор.

– Я хочу сначала знать твое мнение, ты же старше и опытней меня в этих делах… – переадресовала ему же этот вопрос Татьяна.

– Я согласен с Толстым: любовь, это когда мир раскалывается на две половинки – в одной она, а в другой – все остальные, – раскрыл свою точку зрения Виктор.

– Да, я помню, интересная точка зрения. Ты знаешь, я много читала об этом, расскажу как-нибудь под настроение, так вот, у древних индийцев был трактат о любви, «Ветка персика» назывался, слышал? – спросила девушка.

– Отдаленно. – Виктор пожал плечами.

– Древние индийцы считали, что любовь – это сумма трех влечений, – ума, сердца и тела. Влечение ума порождает уважение, влечение сердца порождает веру, влечение тела порождает желание, а сумма трех влечений в итоге и порождает любовь, – Таня коротко пересказала суть трактата.

– Здорово! – подтвердил Виктор правоту индийцев.

– Так чем же ты меня на сегодняшний день любишь, Витя? Только откровенно! – настойчиво требовала ответа Таня.

– Твое признание породило во мне влечение сердца, веру в тебя, ведь не каждая решится на такое. Ум у тебя, судя по сегодняшним репликам, тоже проглядывает, а с влечением тела, если откровенно, Тань, ты только не обижайся, я ведь и не успел хорошенько разобраться, инстинкт сработал и все – он нежно погладил ее правую руку.

– Я долго думала, что я могу дать тебе сразу, немедленно… Сердце я тебе уже отдала. Ум – так ты гораздо умнее меня. Остается одно. Тело. Ты наелся? – совершенно неожиданно спросила хозяйка.

Он молча кивнул головой в знак согласия.

– Тогда пойдем в зал, – предложила Таня.

В зале Таня включила магнитофон. Потом задвинула шторы, чтобы образовался полумрак.

– Пригласи меня на танец, мой любимый! – попросила Таня.

Они начали кружиться в нечто подобном вальсу.

– Витя, ты не обидишься, если я спрошу? – прошептала ему Таня на ухо.

– Спрашивай обо всем… – так же шепотом ответил он.

– Ты сколько раз подряд можешь… с женщиной?

– Таня, это было так давно, что я уже просто не помню.

– А хочешь много… со мной?

– Хочу… – явно обрадовано прошептал Виктор и стал целовать ее податливые губы. Что может быть вкуснее губ семнадцатилетней девушки, ждущих, терпких, нетерпеливых, сливающихся с твоими в один сумасшедший водоворот?!

Насытившись поцелуями, Таня тихо прошептала:

– Ты знаешь, я зачитывалась книгами, в которых описывается близость между мужчиной и женщиной… Вот, например, у Ивана Бунина в его «Темных аллеях» есть рассказ «Галя Ганская». Послушай, разве это не прекрасно?

Татьяна подошла к книжному шкафу, достала томик Бунина: – «Я довез ее до мастерской, целуя в закинутое лицо. В мастерской таинственно зашептала:

– Но послушайте, ведь это же безумие… Я с ума сошла…

А сама уже сдернула соломенную шляпку и бросила ее в кресло. Рыжеватые волосы подняты на макушку и заколоты черепаховым стоячим гребнем, на лбу подвитая челка, лицо в легком ровном загаре, глаза глядят бессмысленно-радостно… Я стал как попало раздевать ее, она поспешно стала помогать мне. Я в одну минуту скинул с нее шелковую белую блузку, и у меня, понимаешь, просто потемнело в глазах при виде ее розоватого тела с загаром на блестящих плечах и млечности приподнятых корсетом грудей с алыми торчащими сосками, потом оттого, как она быстро выдернула из упавших юбок одна за другой стройные ножки в золотистых туфельках, в ажурных кремовых чулках, в этих, знаешь, батистовых широких панталонах с разрезом в шагу, как носили в то время. Когда я зверски кинул ее на подушки дивана, глаза у нее почернели и еще больше расширились, губы горячечно раскрылись, – как сейчас все это вижу, страстна она была необыкновенно…» А ты хоть помнишь, какая я была ночью?