Валентина Орлова - Все о советской россиянке. повесть

Все наши жилищные условия находились в этой вот барачной комнате, которую и пришли проверять. Во главе комиссии была разнаряженная, пахнущая духами женщина, которая с порога начала возмущаться:

– Зачем ходить с жалобами к директору, вы же стоите первые в очереди, в следующий раз обязательно получите.

Но, увидев кучу детей, беременную маму, окинув взглядом комнату произнесла:

– Да, действительно тесновато у вас.

И перед Ноябрьскими праздниками мы переехали в новый белокаменный четырехэтажный дом, который находился прямо на центральной площади города.

Квартира была трехкомнатная на первом этаже, а папе в это время было уже почти сорок лет. Надо сказать, что переехав в новую квартиру, родители ссориться стали все реже, а потом их скандалы и вообще сошли на нет.

Разнаряженная женщина из профкома не обманывала, когда говорила, что в следующий раз обязательно получите квартиру.

Вниз от площади параллельно друг другу отстраивались новые улицы с новыми домами – «хрущобами», и вскоре все барачные жители были переселены в них, а затем и бараки были сломаны, а на их месте тоже появились панельные пятиэтажки, но вот большегабаритные дома больше не строились.

Недалеко от нашего дома была заложена и новая школа, к следующему учебному году ее должны были достроить, а я пока продолжала учиться в своей школе. Встречать меня после уроков не могли, дома был маленький братишка и грудная сестренка, но я была нетруслива и храбро добиралась сама, а до автобусной остановки меня провожали мои школьные подружки, которые в выходные приезжали иногда к нам в гости.

Я закончила четвертый класс, из деревни, как всегда, приехал за мной и Славиком дедушка и увез нас с собой на все лето. А осенью я пошла учиться уже в новую школу. Класс, в котором я оказалась, был очень хорошим. Классный руководитель, Раиса Матвеевна, преподавала русский язык и литературу. Когда она начала работать с нами, ей было тридцать лет, а когда выпускала нас после окончания десятого класса, ей было уже тридцать шесть, но личную жизнь она так и не устроила, зато много времени уделяла нам, своим ученикам.

Все было хорошо, но я становилась подростком, переходила из беззаботного детства в закомплексованное отрочество. Моя закомплексованность началась с того, что я влюбилась в одноклассника, который обладал всеми необходимыми качествами, чтобы влюблять в себя: учился плохо и умел хамить учителям. Признаться ему в своих чувствах я, конечно же, не решилась, не настолько я была уверенной в себе, в отличие от моей подружки Лили, которая считалась первой модницей в классе, а поэтому, влюбившись в мальчика из параллельного класса, написала ему письмо. Но, к сожалению, Лиля, как и все мы, не знала, что девочка-семиклассница намного взрослее своего ровесника, который, явно, не мог оценить ее чувств, но, тем не менее, он понял, что должен что-то предпринять. И когда мы с Лилей спускались по школьной лестнице, ее «возлюбленный» вместе с таким же другом-оболтусом со свистом пронесся по перилам мимо нас. В руке у него было Лилино письмо, а, поравнявшись с нами, он сорвал с Лили ее фетровую шляпку, нацепил себе на голову, и, оказавшись внизу и, продолжая сидеть на перилах, стал читать «любовное письмо» вслух, громко, демонстрируя при этом ужасную технику чтения… Перед ним прыгала Лиля, пытаясь дотянуться и до письма и до шляпки и кричала:

– Отдай, дурак!

Чем бы все это закончилось, неизвестно, но в этовремя мимо проходил «совет дружины», который отобрал и письмо, и шляпку и вернул Лиле, естественно, сконцентрировав внимание на шляпке, а не на письме. Очередная школьная стенгазета была «посвящена» лилиному избраннику. Карикатура изображала его на перилах в девчоночьей шляпке на голове, а внизу были стихи:

Шляпы с девочек срывает,

А учиться не желает,

Разве это пионер,

Всем ребятам пример!

Этот случай сделал меня еще менее решительной, и я молча «сохла» от любви все школьные годы. Да и как могло быть иначе, если мама моя, побывав на очередном родительском собрании, всегда возмущалась:

– Опять полсобрания Раиса Матвеевна говорила о вашем Касиянове, сплошные двойки, да и на уроках только и делает, что мешает всем.

В старших классах у Касиянова начался бурный роман с нашей же одноклассницей, а вскоре после окончания школы, они поженились. Так что подростковый период моей жизни был омрачен «неразделенной любовью» к моему однокласснику.

Еще когда я училась в начальных классах, жители поселка Красная Поляна стали потихоньку разъезжаться. Несколько семей перебрались в города, но большинство вернулись в соседнее село Сергунькино, откуда лет сорок тому назад и переехали. Дед тоже купил дом в Сергунькино, а свой пятистенник в Красной Поляне очень задешево продал бабушкиному племяннику Ваньке.

Ванька был сыном бабушкиной младшей сестры, которая вышла замуж против воли своих родителей за деревенского красавца Константина. Ваньке было лет пять, когда мама его умерла, не прошло и сорока дней со дня ее смерти, как Константин привел в дом свою любовницу, которая впоследствие стала его женой, родила ему двоих сыновей, которых очень любила, а к пасынку никаких чувств не испытывала и не особо заботилась о нем, да и Константину мало было дела до старшего сына, вот и проводил Ванька большую часть времени у тетки, то есть у моей бабушки. Бабушка с дедушкой хотели совсем забрать Ваньку к себе, но Константин воспротивился:

– При живом отце нечего ему жить с теткой.

Так и жил Ванька на два дома. Бабушка его подкармливала, стирала, и штопала его одежду, вязала носки и варежки, а дед на зиму валял ему валенки. Ванька вырос, выучился на тракториста, женился очень рано, взял девушку из многодетной семьи, которая тоже начала рожать ему детей чуть ли не каждый год.

К этому времени Константин скоропостижно умер, и самыми близкими для Ваньки были мои бабушка и дедушка, которые продолжали ему помогать.

Как-то так получилось, что дом, который купил дед в Сергунькино, находился рядом с маленьким Ванькиным домишкой. Пятистенник деда в Красной Поляне разобрали, перевезли, а затем уже снова собрали во дворе у Ваньки.

«У бедного ребята, у богатого телята». Детей у Ваньки уже было предостаточно, а вот скотина всегда была не ко двору. Ни одна корова в деревенском стаде не давала меньше молока, чем Ванькина. Зато бабушкина «ведерница» давала столько, что хватало и им самим и Ванькиным детям.

Теперь летние каникулы я проводила в Сергунькино, где так же мне нравилось, тем более, что мои подружки из Красной Поляны тоже переехали сюда.

Осенью, когда я училась в восьмом классе, умер мой дед Кузьма. Умер легко и неожиданно.