Игорь Бойков - Дзержинский 119-й (Недокументальная быль)

В первый раз он спускался по каменным ступенькам короткой, но крутой лестницы в сильном волнении, предвкушая, что увидит за бронированной дверью подвала нечто особенное, небывалое.

Предчувствие не обмануло, ибо первое, что ему бросилось в глаза, едва только он переступил порог «бункера» – это большой, во всю стену, необыкновенно выразительный плакат с Фантомасом, висящий прямо напротив входа. С него легендарный киногерой направлял зловеще темнеющее дуло револьвера на всякого вошедшего, и глаза его, чётко выведенные на бесстрастной, бледно-зелёной маске, глядели неумолимо.

Пока «гауляйтер» переговаривался с молодым парнем, сидевшим за массивным столом с прикрученной к нему ироничной табличкой «дежурный по полку», Глеб с нескрываемым восхищением разглядывал Фантомаса, озарённого кроваво-красными, точно на японском военно-морском флаге времён Второй мировой, лучами восходящего солнца. «Вставай, проклятьем заклеймённый!» – алела под изображением грозная надпись.

– Лебедева-Фронтова работа. Это художник наш партийный, из Питера, – перехватив его взгляд, не без гордости пояснил парень.

В этот момент из длинного мрачноватого коридора, ведущего из приёмной комнаты вглубь подвала, показался невысокий сухощаво-подтянутый человек, который, быстро подойдя к ним, с радушной, но немного усталой улыбкой, приобнял «гауляйтера» за плечо:

– Ну, здравствуй, Витя, здравствуй!

– Вот, Евгений Сергеевич, познакомьтесь, – и Витя легонько подтолкнул Глеба вперёд. – Это наш партиец, год уже в организации. На этом Первомае, когда наша колонна ломилась сквозь ментовское оцепление, одним из первых на «космонавтов» бросился. Помните, я вам ещё статью про это месилово для «Лимонки» с проводником передавал?

– Помню-помню, – живо закивал бородатый. – Отличная статья получилась, отличная.

Его овальное лицо, с тонкими, будто прорисованными кистью чертами, внимательный взгляд светлосерых глаз, густая тёмно-русая борода по грудь, мягкий умиротворённый голос произвели на Глеба неизгладимое впечатление.

«Прям на попа похож», – подумал он.

Польщённый, что ту свалку с ОМОНом, горделиво именуемую в их отделении «первомайским прорывом», помнят в Москве до сих пор, Глеб протянул Евгению Сергеевичу тонкую, ещё неокрепшую руку и назвал своё имя.

Так два года назад завязалось их знакомство.

С тех пор Глеб бывал в Москве неоднократно: и по делам, и просто, повидаться с товарищами. Приезжал однажды осенью на «Антикап» (так партийцы для краткости именовали традиционное антибуржуазное шествие, проводимое совместно с разного рода леваками), во время которого при натиске демонстрантов на милицейский кордон сорвавшийся с поводка ротвейлер до полусмерти изгрыз неудачно подвернувшегося ППСника. Но более всего его манили рок-концерты, проводившиеся прямо в «бункере», в зале для собраний, зачастую сразу же после уличных акций.

– Ре-во-лю-ция! Ре-во-лю-ция!! – рявкали десятки молодых лужёных глоток.

Сначала на митингах, посреди плотно оцепленных милицией площадей это слово выкрикивали остервенело и отрывисто, словно боевой клич перед сражением. Затем, вечером, в душном, забитом под завязку подвале – уже веселее, мечтательнее, почти с любовью. Музыканты, расположившись буквально в метре от переднего ряда зрителей, играли на фоне развёрнутого во всю стену, прямо за их спинами, алого полотнища с чёрным серпом и молотом в белом круге посередине.

– Ре-во-лю-ция!!! – вопил уже порядком захмелевший Глеб, отчаянно прыгая в этой кутерьме потных, разгорячённых тел и тряся над головой полураздавленной пластиковой бутылью, с горлышка которой разлетались в стороны хлопья пивной пены.

В тот миг он ни секунды не сомневался в том, что нет на свете лучшей доли, чем навеки, до конца жизни оставаться с этими ребятами, которые были прямодушны, горды, по большей части бедны и искренне мечтали о том, чтобы в России, наконец, произошла революция.

Минуло два года.

Их вождя, писателя-бунтаря Эдуарда Лимонова, весной 2001 года арестовали на Алтае, на одинокой пасеке посреди горной тайги. По телевидению сказали, что он опасный террорист, вместе с группой сподвижников готовивший вооружённое вторжение в соседний Казахстан.

– Они там русских защищать собирались, – пояснил Глебу «гауляйтер». – Сам знаешь, у этого Назарбаева они почти как рабы.

Оставшийся в Москве Евгений Сергеевич сделался теперь в партии вторым человеком, руководя вместе с ближайшими соратниками всей организацией, ячейки которой продолжали множиться, раскидываясь по всей шири страны: от Калининграда и Петербурга до самого Дальнего Востока. Во многих и многих городах тогда стихийно собирались, стекались сами собой, возникая порой неожиданно и внезапно, ватаги отчаянных ребят, надевавших на руки красные повязки и поднимавшие партийный флаг. Тот самый – алый, с белым кругом и чёрным серпом и молотом в центре.

– В Магнитогорске у нас возникло новое отделение!.. В Ижевске!.. В Махачкале! – то и дело воодушевлённо сообщал он в «бункере» в конце очередного собрания, срывая торжествующие аплодисменты партийцев.

Повзрослевший, возмужавший Глеб сделался по-настоящему уважаем старшими товарищами. Мало кто из них мог сказать, что пашет на организацию столько же, сколько он. Глеб поспевал всюду, не воротя нос даже от самых скучных, рутинных дел: будь-то изготовление к акции растяжки, [1] Растяжкой называют длинный прямоугольный транспарант, края которого закрепляют на палках. (Прим. автора) продажа газеты на воскресном пикете возле входа в центральный парк или подача уведомления о проведении митинга в городскую администрацию.

В то время Интернет ещё был доступен очень немногим, и материалы для газеты, документы и фотографии в случае крайней срочности партийцы передавали в столицу с пассажирскими поездами. И это в их городе чаще других делал Глеб, поскольку как-то быстро и легко сумел договориться с одним из проводников, согласившимся отвозить такие посылки регулярно и за небольшую плату. Последнее обстоятельство было особенно важным, поскольку организация, существуя почти исключительно на членские взносы и редкие разовые вспомоществования различных сочувствующих, практически всегда испытывала острую нужду в деньгах.

Глеб, уже на протяжении полугода входя в так называемый «исполком» – группу старших, наиболее авторитетных партийцев при руководителе отделения, вполне мог бы и не заниматься всем этим лично, перепоручая подобные дела ребятам помоложе. Однако предпочитал делать всё сам, с нехарактерной для его возраста серьёзностью повторяя время от времени:

– В деле революции мелочей не бывает.