Любовь Гайдученко - Глас вопиющего в пустыне. Короткие повести, рассказы, фантастика, публицистические и философские эссе

заинтересовать кого-то – это уж железная истина, с которой не поспоришь!

И ведь всё время мы с вами ходили вокруг да около, никакой, так сказать, конкретики. И этот рецепт приготовления голубцов… ну неужели непонятно, что это исключительно для того, чтобы вы, мой драгоценный читатель, испытали хоть одно-единственное реальное удовольствие, приготовив их на своей чистенькой кухне, упакованной всяческой бытовой техникой?

Как говорится – чем богаты… если больше нечем поделиться, то хоть такой крохотной радостью.

Аделаида, тем временем, собиралась ехать в Москву, где ей было назначено собеседование аж у самого консула (неужели правда, что консул беседует со всеми, стремящимися в западный рай?), чувства ее перед этим визитом были сродни тем самым, которые она испытывала тогда, когда ей предстояло посетить стоматолога или гинеколога…

Ни в жизнь бы она не поехала в этот самый «рай», если бы не слабая надежда, что все-таки сумеет переломить полосу неудач, ну и любопытство тоже играло далеко не последнюю роль – так ли уж плоха страна, в которую ей хотелось поехать, как она её себе представляла (например, по фильмам). Со всех сторон она слышала такие разные отзывы, но это же понятно – все воспринимают действительность со своей колокольни, и не бывает двух одинаковых впечатлений от одного и того же.

А все рассуждения о том, что в Штатах нет «подлинной культуры», она отметала начисто: в России её тоже давно уж не было, по причине полного истребления носителей этой самой культуры (некоторые, правда, умерли своей смертью – как её знакомая пианистка или та же Анастасия Цветаева – но это еще совершенно ни о чем не говорит, это, скорее, исключения из общего правила).

И вообще, ХХI век был веком торжества техники, а не культуры, в этом она была полностью убеждена. Если человечество не погибнет в ближайшее время от собственной подлости и агрессии, то скоро начнут клонировать людей и продлят жизнь отдельного человека до бесконечности – вот только зачем??

Однако автор опять ударился в «философские» измышления. Пора уже посадить Аделаиду в поезд и отправить в Москву на собеседование в американское посольство.

Поезд приходил рано утром, около семи часов, до собеседования оставалось еще три часа, куча времени.

Аделаида не спеша вышла на Тверскую, бывшую улицу Горького, и тихонько двинулась по ней. В этот ранний час ей навстречу почти никто не попадался, только проносились мимо тоже довольно редкие автомобили. Через час она дошла до Пушкинской площади и решила подкрепиться. «Макдональдс» был уже открыт. «А почему бы и нет?», – подумала Аделаида. Она не считала их продукцию вредной для здоровья, немного дороговато, конечно, но вполне съедобно, а некоторые вещи даже вкусны – например, жареная картошка!

Купив какой-то из «Маков», Аделаида устроилась в одиночестве (народу с раннего утра было раз-два и обчелся) и стала «питаться», запивая «Мак» совсем даже недурным кофейком (впрочем, до её любимого «Амбассадора» ему, конечно, было далеко!).

Потом спустилась в метро и доехала до «Баррикадной», где и вышла наверх. Переходя скверик и случайно задрав голову, вдруг увидела высоко в ветвях деревьев растянутый между ними транспарант, на котором было написано что-то чересчур странное, а именно: «Катька, я тебя люблю!!!» И ей очень сильно захотелось заплакать. Всё-таки то, как поступила с ней дочь, выдержал бы не всякий, да и в душе Аделаиды остался страшный рубец, который кровоточил всякий раз, когда что-нибудь напоминало ей о дочери.

Конечно, пришлось усилием воли подавить слезы, подступившие к глазам, и проглотить комок в горле, не дававший дышать. А тут ещё мысль, что её будут «пытать» (морально, конечно) в посольстве…

У Аделаиды была очень скверная привычка не хранить никаких бумаг и документов, с течением времени вроде бы становившихся ненужными. Но ощущение их ненужности было очень обманчивым, потому что ведь никто не знает, как может повернуться его жизнь, и ничего не значащая сегодня бумажонка может завтра вдруг стать важным доказательством.

Аделаида давно выкинула два предыдущих заграничных паспорта, густо испещренных разными визами и штампами, поэтому предъявить американцам доказательства того, что она много путешествовала, но всегда возвращалась в свою страну, она не могла. На всякий случай она взяла с собой толстый альбом, где на фото она была запечатлена у разных достопримечательностей: у Биг Бена в Лондоне, у Венеры Милосской в Лувре и даже с Папой Иоанном Павлом П в Ватикане. Ещё она взяла с собой «Certificate of Attendance», нечто вроде «Похвальной грамоты», которую ей выдали в «Greenwich School of English», куда она в свое время потащилась за Катькой и где очень недолго пыталась изучать английский.

Их поселили в английской семье, жену звали Кейт, а мужа – Вильям. Он был шотландец и не любил англичан, это было видно хотя бы из того, что он всё время говорил о том, что англичане – индюки надутые (это можно было понять, даже не зная языка). Диваны в их доме все были продранные, а эта парочка – Кейт и Вилли – явно любили выпить. Аделаида с Катькой привезли с собой две бутылки водки, этого хватило, чтобы супруги упились «в драбадан». Когда Кейт была ещё трезвой, она вежливо выслушивала Аделаидины речи, произносимые на английском, но как только забалдела, вежливость её куда-то испарилась, дав волю весьма непосредственной реакции. Она чуть под стол не валилась, слушая, как Аделаида немилосердно коверкает английский. «Ну, сука, поговорила бы ты по-русски!», – подумала Аделаида. – «Я бы вообще тогда, небось, умерла от хохота».

А Вильям разошёлся до такой степени, что снял штаны и показал голую жопу.

– Ты только в школе смотри не проболтайся об этом, – сказал он (естественно, по-английски, но Аделаида, почти не зная языка, прекрасно понимала, что каждый хочет сказать – может быть, всё-таки из-за своих телепатических способностей?)

– Будь спокоен! Я не стукачка, – ответила она ему по-русски, и они в точности воспроизвели сцену из фильма «Особенности национальной охоты», где пьяные русский и финн говорят каждый на своем языке, но прекрасно понимают друг друга.

Потом Кейт всю ночь блевала в ванной, а Вильям мучил Аделаиду, не пуская ее спать. В знак особого расположения он притащил еще самогонки собственного изготовления, они вдвоем, без преждевременно выбывшего из их рядов бойца Кейт, стали её глушить.

Вильям всё время что-то говорил, но из его трёхчасовой речи Аделаида поняла только одно: «Кейт донт бэлив ми…» Наконец ей удалось отвязаться от пьяного шотландца, и она бухнулась в койку, где давно уже спала сном невинного младенца почти совсем не пьющая Катерина.

Аделаида тогда всюду возила с собой видеокамеру, и ей удалось заснять тот пикантный момент, когда Вильям обнажал непотребную часть своего тела. Когда они приехали домой и стали показывать Манечке кассеты со всем увиденным в Англии, та, дойдя до этого места, очень возмутилась и сказала, что всегда думала об англичанах по-другому и не ожидала от них такого свинства. Так Вильям дискредитировал своим поступком (правда, по пьянке, что его в какой-то степени извиняет) в глазах Манечки всю чопорную Англию…