Сай (Maximus) Джефферсон - Per aspera ad veritatem

Около семи утра Максимус провалился в какой-то нелепый сон, и в десять его разбудила уже не белокурая красивая женщина, с которой он разговаривал почти в каждом сне, а брат, одетый в парадный костюм и весьма недовольный, судя по выражению лица.

Лето неизбежно подошло к концу, и сегодня был последний день, когда можно было от души насладиться отдыхом. Потому Корнелиус Венатори решил отвести свою семью на городскую ярмарку развлечений – мероприятие с широким размахом, последнее счастье уходящего лета перед началом учебного года. Когда семья собралась в обеденной зале, оказалось, что отсутствует младший сын, и вполне естественно, что Магнус испытал досаду, увидев брата до сих пор спящим.

– Ты забыл, что мы сегодня собрались на прогулку? – раздражённо спросил он Максимуса, который выглядел несколько бледнее обычного.

– Не забыл, но мне хотелось бы попросить разрешения остаться сегодня дома.

– Это ещё почему?

– Я полночи не спал и не очень хорошо себя чувствую. Мой усталый вид будет причиной многих ненужных дискуссий, и потому я не хотел бы портить вам праздник.

Магнус нахмурил брови, кивнул и покинул комнату. Через пару минут он вернулся и передал, что отец в любом случае желает видеть его за завтраком. Максимус ответил, что спустится через пять минут, и его брат снова ушёл.

«Он не позволит мне остаться дома, – думал мальчик, снимая с себя ночной костюм. – Иначе не заставлял бы спускаться в обеденную залу, зная, что есть я всё равно не смогу».

Он бросил хлопковую сорочку на кровать вслед за свободными штанами и протянул руку, чтобы взять из шкафа вешалку с брюками и рубашкой, что Максимус обычно носил дома, да так и застыл, устремив недоумённый взгляд на своё правое запястье.

«Это ещё что?..»

На тонкой коже были белые выпуклые шрамы, что образовывали круг, внутри которого находилась голова дракона с раскрытой пастью, а снаружи вилась надпись на драконьем языке. Она обрывалась на середине слова, и Максимус ощутил, как холодом обдало его спину от мысли, что это, вероятно, его личная печать. Разве что ей недоставало части фразы и внешнего круга.

«Чего ещё мне ждать от наследия драконов? – вспомнил мальчик свой ночной вопрос и нервно подёрнул плечами. – Печати не появляются просто так. Их ставят магистры из Башни после полного окончания обучения. Если только… я её не унаследовал. Но этого не может быть! Наследственные печати появляются у детей, чьи родители мертвы, а мои-то живы. Или… я чего-то не знаю?»

Максимуса пробрала мелкая дрожь от таких просто невероятных домыслов, и его нарастающий страх подстегнул не столь давний разговор с местной ведьмой.

«Тайна, которая касается родителей… Родители – драконы, но с одной большой оговоркой… Родители молчат, но не потому, что они драконы…»

Эти мысли, фразы из разговора, пролетали в голове у юного мага и путались между собой. Обрывки догадок мелькали время от времени, но Максимус никак не мог ухватить их и от этого всё больше волновался.

«Наследственной печати у реинкарнации дракона быть не может, – решительно заключил мальчик после нескольких минут раздумья. – Значит, я прямой потомок этой расы. Возможно, я ошибаюсь, и история семьи умышленно записана иначе, но всё же, насколько мне известно, ритуал передачи печати всегда заканчивается смертью передающего. Печать – это сила мага, и если её забрать, человек умрёт. Таким образом, наследственная печать при живых родителях просто невозможна, а это значит, что мои родители…»

– Мертвы, – закончил он уже вслух и прижался лбом к холодному зеркалу. – Мертвы… Нет, я не могу в это поверить. Бред какой-то… Или я прав, и мои догадки верны? Нет, точно бред… Я совершенно запутался!

Максимус оторвался от зеркала и дрожащими руками застегнул последнюю пуговицу на рубашке.

– Это какая-то ошибка, – попытался он себя успокоить, но сердце только сильнее колотилось, и комок тошноты всё ближе подступал к горлу. – Верно, ошибка. Ведь должен я хоть раз в этой жизни ошибиться!

Он ударил кулаком по дверце шкафа и, одевшись, спустился на ватных ногах в обеденную залу; мальчик был столь болезненного вида, что Анжела и Корнелиус при виде сына сами стали белее скатерти на овальном столе.

– О, боги, что случилось? – спросила взволнованная женщина, поднявшись со своего места.

– Ничего страшного, мама, – негромко ответил Максимус, усевшись за стол. – Просто была бессонная ночь. Поэтому я хотел бы сегодня не портить вам настроение и остаться дома, чтобы поспать хотя бы ещё немного.

– Но мы не можем идти без тебя, – отозвался Корнелиус. – К тому же, если мой сын в таком состоянии, я не вправе покидать его.

– Однако ты также не вправе лишать праздника своего второго сына, – возразил Максимус, с трудом прожевав кусочек мяса. Ему было нехорошо, и тарелка, полная еды, вызывала только большую тошноту. – Я не болен, отец. Я всего лишь очень сильно хочу спать. Ты же не хочешь, чтобы твой младший сын позорно заснул на какой-нибудь скамейке? Тем более, ты же знаешь моё отношение к массовому веселью. В прошлый раз я вам едва всё не испортил.

– Да, я не могу понять, почему ты так сторонишься массовых гуляний. Сегодня на ярмарке будет очень много важных людей, и знакомство как с ними, так и с их детьми тебе бы не помешало.

– Это нужно в первую очередь Магнусу как твоему наследнику.

– А тебе не нужно? Ты ведь тоже наследник, и дела мои лягут также и на твои плечи. Или ты хочешь перебросить все обязанности на старшего брата? Я тебе это вряд ли позволю.

– Отец, – тихо проговорил Максимус, уставившись невидящим взглядом в тарелку, и вилка дрогнула у него в руке, – не беги вперёд паровоза. Через два года всё может круто измениться.

– Почему это вдруг?

– Потому что на часть своих вопросов я уже нашёл ответы.

Корнелиус едва не подавился куском отварного картофеля.

– И что же ты узнал?

– Об этом пока рано говорить. Картина расплывчатая, ничего точного я пока сказать не могу. К тому же, разные противоречивые факты меня совершенно запутали, поэтому, что бы я ни сказал, всё будет только моими домыслами.

– И всё же я желаю знать.

Максимус достаточно резко обратил к отцу своё лицо, и по спине мужчины опять пробежал холодок.

– Если ты не хочешь открывать мне свои тайны, почему это должен делать я? Или ты боишься, что я уличу тебя в чём-то? Так уже уличил, только что, в страхе и недоверии к собственному сыну.

На последних двух словах вилка всё-таки выпала у мальчика из рук и звонко ударилась о тарелку.

– Уходите, – сказал он, поднявшись со стула, – оставьте меня, пока я не наговорил чего-нибудь ещё. Видят боги, я очень не хотел портить вам сегодняшний праздник.