Сай (Maximus) Джефферсон - Per aspera ad veritatem

– Однако смею предположить, что в обеденной зале ты не был.

– Если бы ты испытал то же, что и я, то вряд ли бы думал о еде.

– Значит, к ужину тебя не ждать?

Максимус молча помотал головой и снова вернулся в темноту своей комнаты. Он запустил в светильники на стенах несколько светящихся сфер и, прежде чем закрыть дверь, негромко добавил:

– Скорее всего, я снова усну слишком поздно, так что разбуди меня завтра утром, чтобы я не проспал.

Магнус ушёл от брата подавленным, и ужин прошёл в напряжённой тишине, но, оказавшись после купания в своей комнате, мальчик обнаружил висящую в воздухе синюю сферу. Она несла в себе всего одно слово: «Прости», но этого хватило, чтобы лёгкая улыбка тронула губы старшего сына.

– Я и не держал на тебя зла. В конце концов, не твоя вина, что всё так получилось.

Развеяв синюю сферу, он в оранжевой отправил ответ: «Прощаю. Спокойной ночи». Его мысли пришли в относительный порядок, тревога отступила, и только то дурное впечатление, которое мальчик получил, глядя на брата, всё ещё не давало покоя. И как он раньше не замечал, что Максимус совершенно не похож ни на него, ни на родителей? Его характер, манеры, проявление эмоций – всё, что должно передаваться по наследству, было другим, незнакомым и оттого слегка пугало. Магнус осознал, что всю свою жизнь жил бок о бок с совершенно чужим человеком.

«Да что за бред, в самом деле?! Он мой брат, он был им, есть и будет, и я не стану любить его меньше лишь потому, что у нас разная кровь!»

И, немало раздражённый, Магнус рывком отвернулся к стене, натянув на себя одеяло до самого носа.

***

«Мне это не нравится».

Шёл четвёртый месяц учёбы, первый снег уже запорошил дороги и ветки деревьев, и первое полугодие медленно, но верно подходило к концу. Братья Венатори, как и всегда, шли в первой десятке отличников, и никто уже не сомневался, что они за предстоящие два года не сбросят планку на более низкий уровень. Учителя перестали посмеиваться, утверждая коллегам, что юность возьмёт своё, и ветер в голове отодвинет учёбу на второй план. Сыновья Корнелиуса твёрдо шли к поставленной цели, путь даже у каждого из них она была своя, и никакие трудности, казалось, не могли сломить эту железную волю.

Одно лишь волновало Максимуса: тот приступ, который он готовился пережить на первой неделе сентября, так и не случился, печать всё ещё была не готова, и «ViiNTaaS», завёрнутый в плотную ткань, так и лежал в комнате на четвёртом этаже поместья, куда никто, кроме младшего, не заходил уже несколько месяцев подряд – приступы оставили юного мага к его удивлению и одновременной радости.

Мальчик периодически запирался в комнате и занимался, оттачивая навыки владения мечом, но оружие его плохо слушалось, и Максимус с нетерпением ждал пробуждения своей силы, чтобы полностью подчинить себе меч. Вот только сила как назло не пробуждалась, и клинок молчал как рыба. Ко всему прочему, перестала сниться мать; только отец каждую ночь молча шёл куда-то по узкой лесной тропе, и мальчик по утрам мучительно вспоминал название, которое он видел на покосившемся указателе. Но оно исчезало из памяти безвозвратно.

Лишь за неделю до летних каникул юного мага посреди ночи разбудил мягкий голос матери, голос, полный всё той же радости за любимого мужа:

– Теперь ты настоящий дракон, Максимус.

Он только сейчас понял, что мать, которую он так часто раньше видел во сне, вовсе не взрослая женщина, а совсем молодая девушка, а его отец – всего лишь юноша годом старше его самого.

«Озеро, что названо именем земли, погибшей от гнева Посейдона, и меч, что ты прячешь от чужого взора, укажут тебе путь домой, – услышал Максимус уже на грани сна и реальности и, проснувшись, долго со счастливой улыбкой глядел в потолок, прежде чем сообразил записать услышанное на листок бумаги.

«Земля, погибшая от гнева Посейдона – это Атлантида. Озеро Атлантида находится на другом берегу Фригуса 8 8 Frigus (холодная, пер. с латыни); воды этой реки настолько холодные, что никто никогда не решался переправиться на другой её берег без лодок. , но чтобы его переплыть, мне потребуется разрешение отца. Иначе стражи не выпустят меня за границу».

Максимус сделался мрачен. Город Парум 9 9 Parum (маленький, пер. с латыни) , в котором он жил и учился, был маленьким приграничным городком, и Фригус был границей как для Парума, так и для всей Aurea Imperii 10 10 Aurea Imperii (Золотая империя, пер. с латыни) в целом. Корнелиус Венатори входил в число тех магов, которые имели право выдавать разрешение на выезд за границу, и это не так сильно тревожило Максимуса, как если бы это разрешение пришлось просить у магистров из Башни.

«Пожалуй, с приёмным отцом мне действительно…»

Тут мысль оборвалась, вытесненная внезапным приступом такой резкой и невыносимой боли, что младший наследник едва сумел удержать в себе крик. Его запястье, как и в прошлые четыре раза, сковал «раскалённый браслет», и мальчик на секунду обрадовался долгожданному приступу, но всё его счастье затмило собой желание, чтобы это мучение поскорее кончилось.

«Терпи, если хочешь завершить начатое».

С этой мыслью Максимус сжимал зубами подушку до тех пор, пока боль наконец не отступила, и он не открыл глаза, чтобы взглянуть на свою завершённую печать драконов. Луна ярко светила в распахнутое окно, и младший сын, поднявшись с кровати, подошёл к письменному столу, где повернул руку запястьем к себе.

– Душой выбирают путь те, кто зовутся детьми стихий…

Он удивился, что так легко и с первого раза прочёл язык, который знал лишь на подсознательном уровне и который был написан в таком стиле, что лишний завиток означал уже совершенно другую букву. Правда, не успел он оторваться от драконьих письмен, как печать начала наливаться светом, и мальчик заворожённо наблюдал, как нечто, похожее на очень тонкую струйку расплавленной магмы, медленно вычерчивало каждую букву, каждый завиток на его запястье. Когда перевалило за половину, Максимус с ужасом заметил дым, который спиралью закручивался у босых ног, и от его внутреннего свечения прыгали блики на стенах.

– О, боги!..

Свет медленно залил последнюю букву письмен, и сразу две струйки магмы взяли начало на внутреннем и внешнем кругах. Чем больше приближался конец к своему началу, тем сильнее билось сердце Максимуса, который едва стоял на ногах от обуявшего его страха. А когда полностью залитая светом печать внезапно погасла, он и вовсе растерялся, и побелевшие губы снова прошептали только два слова:

– О, боги…

Максимус словно в тумане видел, как свет от печати устремился под кожу и стал заполнять собой каждую вену, каждую жилу; он опутывал нервы, исчезал и появлялся, и мальчик чувствовал, будто по его телу рассыпается жгучий песок из пустыни.