Сай (Maximus) Джефферсон - Per aspera ad veritatem

– Не надо мне твоего снисхождения, отец, – бросил Магнус, покосившись на орудие своего наказания, которое окутывала магическая дымка. Желудок его снова сжался от страха, и мальчик до крови закусил губу. – Я стерплю хоть двадцать, хоть тысяча двадцать ударов твоего хлыста. Позорное клеймо предателя страшнее наказания за дерзость, и пусть я захлебнусь своей кровью и криком, тайны брата останутся тайнами.

В исступлении Анжела вскочила со стула, но тут же опустилась обратно, вспомнив, на каких условиях ей позволено находиться здесь. По закону женщине не позволялось присутствовать при наказаниях, хоть публичных, хоть семейных, и Корнелиус скрепя сердце согласился допустить жену в эту жуткую комнату, однако запретил ей вмешиваться в процесс и обещал не пожалеть прекрасного тела жены, если та посмеет выйти из своего угла.

Корнелиус взял широкий размах, и хлыст его с пронзительным свистом рассёк воздух, тяжело опустившись на спину Магнуса. Непривычный к такой адской боли, мальчик резко рванулся вперёд, и его непроизвольный вскрик на пару с неприятным звоном цепей эхом отразился от голых стен. Усиленный магией удар оставил на коже внушительный кровавый шрам, и тот теперь буквально горел, будто его нещадно осыпали перцем или солью.

Сидящая в углу Анжела до белых костяшек сжимала юбку своего кораллового платья, подавляя свойственную матери жалость, и закусывала губу всякий раз, когда возникало желание громко заявить о немедленном прекращении наказания. Она уже сотню раз пожалела, что поддалась гневу и довела до такой жестокой крайности, и ещё сотню раз укорила себя за женскую слабость. Её мучила эта двойственность ощущений, и после пятого удара Анжела едва ли не бегом покинула комнату, остановившись только возле лестницы на второй этаж. Её сердце гулко колотилось, руки дрожали, и она тяжело уронила голову на руки, облокотившись на широкие перила.

– О, боги, – прошептала Анжела, едва не плача, – ну за что нам такое наказание?..

Она вспомнила о младшем сыне, и мысли о нём в этот раз вызвали у женщины приступ неудержимой ярости. Она вдруг поняла, что никогда и не любила Максимуса, лишь терпела все четырнадцать лет, и потому озлобилась ровно так же, как и в тот памятный вечер, когда злосчастная корзина вернулась в поместье Венатори.

Теперь Максимус стоял прямо перед ней, на первой сверху ступени, и взволнованно глядел на приёмную мать ненавистными ей зелёными глазами.

– Что случилось? – спросил он, едва не шагнув назад под ледяным взглядом Анжелы. – Почему ты так смотришь на меня?

– Потому что ты корень наших бед, – процедила женщина сквозь зубы. – Если бы не ты, Магнус бы сейчас…

Она осеклась. Взгляд, каким Максимус одарил её, испугал Анжелу, и та инстинктивно начала отступать, когда мальчик стал неспешно спускаться по лестнице вниз.

– Где он?

Голос прозвучал настолько жёстко и неприятно, что Максимус сам себе удивился, хоть и не подал виду. Его всего охватило неподдельное волнение, и он напирал на Анжелу, не понимая, почему та вдруг стала пятиться от него.

– Где Магнус?

Анжела упёрлась спиной в колонну – отступать дальше было некуда. Её лицо исказила гримаса ужаса, и она убрала руки за спину, чтобы подготовить сферу для атаки.

Взволнованность Максимуса меж тем сменилась исступлением, и он остановился буквально в метре от приёмной матери. Его грудь тяжело вздымалась, и мальчик даже не замечал, что в глазах его бушевало пламя, а возле ног спиралью закручивался туман.

– Что ты молчишь?! Отвечай же!

– В подвале… – проговорила Анжела неожиданно хрипло, и глаза её разом посветлели на несколько тонов. – Корнелиус бьёт его… из-за тебя…

Ошеломлённый словами женщины, Максимус отошёл на пару шагов назад, став на лицо таким же белым, как и Анжела. Казалось, он потерялся; пространство исказилось на миг в его глазах, и он едва не упал, однако новая волна неудержимого бешенства отрезвила его как ведро ледяной воды, вылитое на голову. Максимус неожиданно для себя зарычал, чего прежде в порыве негативных эмоций никогда не делал, и рванулся в сторону коридора к лестнице, что вела в подвал. Его печать ярко горела, стихия заполняла тело – дракон стремительно мчался по широкому коридору, намереваясь вырвать брата из рук отца, и, одурманенный, совершенно не обратил внимания на резкий оклик Анжелы, раздавшийся ему вслед.

– Nigrum Rosa 16 16 Чёрная Роза (лат.) !

Пронзительный крик младшего сына оглушил молчаливые стены поместья, и Магнус, который едва держался в сознании после тридцати ударов хлыстом, испуганно вскинул голову и дёрнулся в цепях.

– Максимус!..

Он дёрнулся ещё раз, заметив, как обеспокоенно покосился на дверь отец. Последнему очень не понравился отголосок заклинания, которое он ощутил даже сквозь толщу стен. Поэтому, недолго думая, Корнелиус спешно расстегнул браслеты на руках сына, и тот хотел было рвануться к двери, но растянулся на полу, не совладав с ослабшим телом.

В то же время брошенное Анжелой заклинание пронзило Максимуса подобно сотне стрел, и тот распластался посреди коридора, будто споткнувшись о растянутую леску. Приёмная мать, дрожащая как осиновый лист, была не в состоянии сделать ни единого шага после пережитого страха и только молча наблюдала, как дракон извивался на полу, точно уж на сковородке, задыхаясь от крика. Ему было невыносимо больно, он чувствовал, будто изнутри тело рвут на куски, а снаружи кожу раздирала колючая проволока. Огненная аура неистово пульсировала, расходилась крупными кольцами и исчезала, едва коснувшись стен.

Когда Корнелиус примчался в этот злосчастный коридор, Максимус к тому времени уже успел миновать самый пик заклинания и теперь только дёргался, захлёбываясь собственной кровью. Она хлестала у него и изо рта, и из носа, и Корнелиус, растерявшись, не сразу сообразил, что нужно сделать.

– Nouarum 17 17 Аннулирование (лат.) , – как можно уверенней произнёс он, коснувшись плеча младшего сына, и тот, кашлянув ещё несколько раз, безвольно уронил свою голову на пол. – Recuperatio 18 18 Восстановление (лат.) .

Анжела давно уже сидела на полу возле колонны, совершенно не стесняясь своего задранного до середины бедра платья. Слёзы катились по мертвенно-бледным щекам, и отсутствующий взгляд был устремлён в одну единственную точку где-то на потолке.

– Ты могла убить его, понимаешь? – прошептал не на шутку взволнованный Корнелиус, заключив лицо жены в свои руки. – Он едва не погиб…

Анжела ничего ему не отвечала, и растерянный отец не знал, за кого первого хвататься – за невменяемую жену, за дракона, что находился на грани жизни и смерти, или за Магнуса, который едва держался в сознании и дожидался отца прямо на полу в комнате для наказаний.