Дмитрий Заплешников - Моя психушка: Made in Belarus

Сам военкомат – не первая инстанция перед оценкой годности призывника к воинской службе. До появления в этом учреждении необходимо пройти множество процедур в районной поликлинике: флюорографию, анализы крови и мочи, осмотры бесконечного количества докторов и многое-многое другое. А что самое интересное, отказ от выполнения требований приравнивается к уклонению от призыва и уголовно наказуем. Формально это не может быть нарушением прав, потому что действия обозначены законодательными актами. Да и вообще права гражданина в Беларуси – это привилегии, которых могут с легкостью лишить.

Слева от лестницы второго этажа находился гардероб, справа – длинный коридор с несколькими разветвлениями и кабинетами врачей. Военком с первой минуты дает понять, что мы все говно – разделись до трусов и стоим в очередях холодного коридора. Раздевание не более чем фишка угнетения человека. Я еще не в армии, а уже выполняю приказы. С другой стороны, можно понять военкомовских работников, у них, скорее всего, напрочь отсутствуют две составляющие счастливой жизни среднестатистического гражданина Беларуси – секс и деньги, поэтому они налегают на третью – власть. Она порабощает человека, показывает низменные наклонности, не направленные на справедливость, а ответственность за возложение власти никак не проявляется в современном белорусском обществе. Можно сколько угодно говорить о том, что необходимо раздеться заранее, чтобы не задерживать очередь и не делать это в кабинетах, от этого она быстрее двигаться не будет. На заполнение бумаг как раз уходит достаточно времени, и призывник может неспешно снять и надеть одежду. Кроме того, на осмотре приходится оставлять личные вещи в открытой раздевалке или, доверяя на слово, передавать на хранение персоналу: с телефоном, кошельком и другими аксессуарами очень неудобно бегать по кажущимися нескончаемыми кабинетам.

На втором этаже – никакой организованности. Сначала минуешь несколько кабинетов врачей, к которым обязательно нужно будет вернуться, чтобы дойти до небольшого углубления в коридоре со столом медсестры, там же стоят весы и ростомер. В правилах указано, что при медосмотре в военкомате можно иметь при себе тапки (хотя кто эти правила читает), но в большинстве своем к этому моменту у призывников нет на себе ничего, кроме трусов. Пол очень холодный, а носки, как и остальную одежду, также убедительно просят снять.

До того посещения я бывал в военкомате дважды. В школьные годы наш военно-патриотический класс водили на обязательный медосмотр. Тогда поход казался каким-то необычным и радостным событием, и у всех учеников было стремление отдать долг Родине в виде срочного призыва на воинскую службу. Мы шутили и улыбались, весело шагали строем и пытались всем своим видом придать значимость событию. Второй раз меня пригласили в военкомат для снятия отпечатков пальцев в связи с трагическими событиями в Минском метрополитене 11 апреля 2011 года. Приехать туда и выполнить указание и так постоянно ущемляющего интересы граждан государства настоятельно попросил отец. До последнего я предпочитал не разговаривать со звонившими мне людьми в пагонах, которые чуть ли не приказным тоном убеждали добровольно откатать пальцы, и вешал трубку. Я не искал подтекста в поговорке «моя хата с краю, ничего не знаю». Вся страна скорбила по погибшим и, тем не менее, не хотела отдавать и так до босоножия ограбленные привилегии за последние 17 лет государственного беспредела, хотя бы в частичной свободе выбора.

Самым первым врачом после замеров роста, веса и формального прохождения терапевта оказался оториноларинголог. Девушка выглядела лет на 25, не больше. Разговор был непродолжительным, и его грубая форма сильно насторожила. Складывалось впечатление, что доктор намеренно сильно давит приборами, вставляя их в уши и нос, чтобы мне стало больно, и постоянно громко повторяла: «Не дергайся». Меня несколько раздражает обращение незнакомых людей друг к другу на ты, а врач вроде как должен уважать пациентов и стараться делать все, чтобы им было комфортно. Несколько раз упрекнув меня в неопрятности и что-то фыркнув себе под нос, она начала на скорую руку делать записи и ставить печати в личное дело. Перед этим походом в военкомат я действительно не умылся. Накануне вечером мы с моей девушкой Олей были на концерте, после чего отправились в бар, работающий до поздней ночи, и я прилично напился. Утром проснулся и понял, что сильно опаздываю к повестке на девять утра, надел испачканные джинсы, рубашку, старую куртку и поспешил в военный комиссариат. Это был единственный раз за все время пребывания в этом учреждении, когда в голову пришла мысль: как хорошо, что я в одних трусах, а то бы сделала замечание еще и за непристойный внешний вид.

Ни один из сотрудников военкомата, кроме последнего врача, не показался вежливым. Хамство чувствовалось на каждом шагу вдоль и поперек. Обстановка была и так угнетающей: холодные стены, спертый воздух, вышел покурить и пропустил очередь – жди нового круга. А тут еще и каждый смотрит на тебя как недостойного даже банального доброжелательного отношения. В буквальном смысле делать в военкомате абсолютно нечего. Разговоры с призывниками были ни о чем, телефона с интернетом ни у кого нет, а книги или журналы додумались взять единицы, бережно держа их, даже заходя в кабинеты для осмотра, дабы после не пришлось искать собственное чтиво. Конечно, на стойках лежали стопки брошюр, но ничего нового в них я не узнал и пробежался глазами по нескольким десяткам в считаные секунды. Мини-книженции сродни информативным стендам в любой поликлинике или подобном учреждении: остерегайся гепатита, береги свою жизнь от СПИДа или курение убивает.

Не помню, кто смотрел на мой член, хирург или дерматолог. Возможно, оба врача, хотя запомнился только один. Женщина лет 45-ти, внимательно рассматривая половой орган, сделала вывод, что мне нужно съездить к специалисту на улицу Прилукскую и сдать анализы из-за каких-то красных пятен. Сложно понять, насколько компетентна была доктор, тем не менее, имевшееся раздражение оказалось следом от купленных на рынке красных трусов – они попросту красили кожу.

Каждый из врачей оставлял неразборчивые идеографические символы в личном деле, и только пара-тройка ответила на вопрос о годности, мол, с небольшими ограничениями. Остальные не считали нужным общаться с призывником, а несколько человек прямым текстом говорили: потом сам все узнаешь.

Помню, стоматолог сначала даже не заглянул мне в рот, а только посмотрел на карту несколько годичной давности и сделал запись, поставив штамп. Все время заполнения бумажек (а это около пяти минут) я стоял босым на холодном полу в одних трусах. Намеков на то, что было бы неплохо провести осмотр или присесть, он не понимал вообще. Только когда я грубовато заметил, что с челюстью у меня не все в порядке, врач попросил сесть на кресло и открыть рот. Больно ковыряясь в зубах, стоматолог был явно недоволен, что призывник отвлекает его от заполнения бумажек и общения с коллегами. Никаких конкретных ответов по поводу состояния зубов, возможных дефектов и методах профилактики или лечения я от него не услышал, хотя вопросы задавал неоднократно. После осмотра последовала контрольная фраза: встать и занять очередь в следующий кабинет. На тот момент состояние моих зубов оставляло желать лучшего, кариес разъедал почти каждый, а от так называемого осмотра два-три последующих дня в зубах периодически возникала ноющая боль, которую можно было хоть как-то заглушить, только приложив горькую таблетку анальгина.