Дмитрий Заплешников - Моя психушка: Made in Belarus

– О! Привет. Ты ко мне? – с искренней радостью спросил старый знакомый.

– Привет. Не знаю, – ответил я, протягивая направление. Саша внимательно посмотрел на него и сказал:

– Зря ты записался к Васильевне. Ее не любит никто, не только направленные призывники, но и коллеги. Некоторые писали на нее жалобы. Безрезультатно: стаж и знакомства.

Его слова были безразличны. Встреча – неожиданная и приятная, не более того. Саша был всегда странным и непонятным для дворовых ребят. Общался исключительно с девушками, вел себя спокойно абсолютно в любых ситуациях и никогда не конфликтовал. Неудивительно, что он стал психологом. Всегда читал то, что для большинства казалось тяжело и непонятно, старался поддерживать всех мало-мальски знакомых в сложных ситуациях и стремился решать проблемы любым доступным путем. После девятого класса школы перешел в другую с углубленным изучением каких-то нетипичных для общего образования гуманитарных предметов. Связь стала теряться, а последние три-четыре года наши пути не пересекались. Непродолжительный разговор ни к чему не обязывал, мы попрощались, и я, постучав, зашел к неизвестной Васильевне. Мне показалось, что коридор был в более благоприятном виде, чем рабочий кабинет врача: шкафы по бокам, два письменных стола, сдвинутые вместе по центру, несколько деревянных стульев со спинками и грязный ковер с затертыми рисунками цветов на полу.

– От военкомата? – не здороваясь и не отвлекаясь от своих дел, задала вопрос психолог.

– Здравствуйте. Да, оттуда, – коротко и стараясь быть вежливым, ответил я.

– Садись. Давай направление, – ее слова прозвучали еще более грубо, чем первый вопрос. Это очень раздражало. Стараясь не подавать вида, выполнил указания.

– Ну и что ты хочешь в жизни? – мне не удалось ничего ответить, психолог непрерывно продолжала задавать вопросы и комментировать саму себя. – Посмотри на себя, ты как петушок крашеный. Зачем тебе сережки? А татуировки? Ты думаешь, ты крутой? Нет, ты ничтожество. В нормальном обществе на тебя никто не посмотрит, ты ничего не сделаешь, ничего не добьешься, – врач продолжала в этом духе не менее пяти минут, чуть не доведя меня до слез от такого хамского и недоброжелательного отношения.

Трясущимися губами от обиды и без возможности что-либо сделать сказал, что сейчас пойду в ближайший опорный пункт милиции и напишу заявление на оскорбление личности.

– На, – выдавила Васильевна и кинула на стол какую-то папку. – Иди в коридор, нечего тут места занимать.

– А что это? – осторожно поинтересовался.

– Увидишь, – раздраженно и крайне недовольно прозвучал ответ.

В папке было несколько листов теста. Вопросы откровенно неинтересные и с вполне очевидными ответами для любого адекватного человека: любите ли вы родителей, получили ли нормальное воспитание и все в этом духе. Видимо, для заполнения бумажек посетителями в одном из углублений коридора стояли неудобные деревянные лавки, составленные буквой «п», и несколько столов, которые сильно шатались и не давали возможности четко поставить галочку напротив выбранного ответа. Некоторые вопросы ставили в тупик, например, играл ли я с куклами. Если игрушки Бэтмена или Спайдермена к ним отнести, то вопрос спорный. Все с детства привыкли считать куклами девчачьи женственно-подобные игрушечные образы людей, но никак не супергероев, с которыми играют мальчики. Постучался в кабинет к Васильевне и уточнил, что в вопросе имеется в виду. Помощь пришла незамедлительно:

– Пиши что хочешь. Закрой дверь, дует.

Не могу понять, как с такими манерами допускают работать с людьми, а тем более на должности врача-психолога. Сдав тест Васильевне с большим облегчением, вышел из Центра психиатрии и наркологии. Улица Менделеева казалась еще более мрачным местом последнего пристанища безнадежно загнанных системой. Я отчетливо видел всю грязь происходящего: бабок, которые бесконечно ругают прохожих, выкрикивают что-то неразборчивое с лавок около подъездов и жалуются на низкие пенсии; алкоголиков, которые только на дне бутылки «видят» спокойствие; врачей, наплевательски относящихся к пациентам. Нет света во тьме. Люди становятся такими не благодаря хорошей жизни, а из-за постоянного угнетения со стороны власти, бесконечного множества декретов президента, принятия законов депутатами, не видящими заводских кварталов и не представляющими, как действительно можно улучшить ситуацию, ментов, которые охраняют порядок сложившейся издевательской системы и силовых структур, защищая от посягательств и критики. Первым делом после выхода из центра возникли мысли: столько стресса ради какой-то аббревиатуры ГО (годен к военной службе с незначительными ограничениями), НГМ (негоден к военной службе в мирное время, ограниченно годен к военной службе в военное время) или еще какой-нибудь закорючки на бюрократическом бланке с печатью. Тогда я не мог представить, что это было начало.

Через несколько дней отправился к военному комиссариату во второй раз за месяц. Ворота и два корпуса с дополнительными строениями на территории в закоулках одного из центральных районов города показались еще более не вписывающимися в современное общество и восприятие свободного человека. До этого посещения не замечал четкого разграничения госучреждения с бесплатной рабочей силой в лице военнослужащих срочной службы и прилегающего дворового участка, который убирается за счет оплачиваемых услуг жилищно-эксплуатационных служб. Если за воротами был хорошо постриженный газон, ведущие к парадным ступеньки и полы помещений вымыты до блеска и нигде не валялось мусора, то на дворовой территории за ними был разбитый асфальт, окурки так и резали взгляд, а трава была выжженного остатками осеннего солнца цвета и начинала увядать от похолоданий.

На этот раз раздеваться было не нужно. Я просто простоял за личным делом около полутора часов в очереди, начинающейся от ступенек перед входом и заканчивающейся в предбаннике второго этажа. При сдаче документов времени ушло не меньше. Как и многие, пытался пролезть вне очереди, объяснив ситуацию: отдам папку и уйду. Некоторые охотно разрешали пройти вперед, а завсегдатаи, которых гоняли бесконечное множество раз по инстанциям, пытаясь признать годными к несению службы, понимали, что помимо сдачи личного дела военный врач задаст кучу вопросов вроде уточнений адреса прописки, номера городского телефона по месту жительства и других, а на это уйдет далеко не одна минута, поэтому говорили категорическое нет на просьбы протиснуться вперед. Может, это стандартная обязательная процедура, тем не менее, буквально все уточняющиеся данные записаны прямо на обложке личного дела, и достаточно было спросить, поменялось ли что-то. А ведь еще в школьные годы при первом посещении военкомата стало понятно: там не работает излюбленная фраза постсоветских поликлиник и других подобных учреждений вроде «я на минутку, поставить печать». Основная часть потока призывников действительно пришла получить один-два штампа или подпись белохолатника с погонами, а сотрудники военкомата намеренно тянут время. Есть (хотя это мои личные доводы) и совсем абсурдные примеры, помимо глупых вопросов: военный врач закрывает окно перед лицом призывника на перерыв по установленному графику – не поспоришь – или пятнадцатиметровая очередь ждет, пока медики допьют чай.