Лада Фролова - Конфетка счастья

– Нет, отдаем не этого, – женщина тут же забирает щенка и всучивает другого.

– Эх, тот был лучше, – говорит мне раз за разом Сила Никитич, вот уже на протяжении шести лет, – наш-то Гаврюха последний был в помете, самый слабый, тощий, а тот был крупнее, настоящий такой пацан.

Доставшийся нам ненастоящий пацан с питерским папашей и мамашей с Кирзавода, в рекордные сроки преобразил нашу семью.

Как всегда в таких случаях, внешняя среда тут же начинает снабжать нас необходимой информацией. На широкие экраны выходит фильм «Хатико», в книжном мире шумит бестселлер «Марли и я», и в скором времени ожидается его экранизация. По телевизору практически в каждом боевике, насколько бы он ни был старым и заезженным, обнаруживается новая мысль о том, что семья без собаки – это не семья.

– Вот поженимся мы с тобой, купим дом, родятся наши дети, заведем собаку, и будет у нас настоящая семья… – говорит брутального вида полицейский, обнимая хрупкую блондинку.

Мы с Силой слышим только «собаку… настоящая семья…».

Весь наш опыт семейной жизни теперь четко разделен на две части: до появления Генри и после…

Первый день наш пацан с большими лапами, глазами и ушами, отъедался. Он никак не мог понять, почему вся кастрюля – его, и никто его не толкает и не отбирает у него кашу. Спать на полу, на мягком коврике, извлеченном из ванны, Генри отказался, высказав нам громким воем, что он ещё маленький и привык спать с кем-нибудь теплым. За мамку и всех его братьев и сестер легко сошла я. Не выдержав нытья, я пришла к пёсику и осталась с ним спать на диване. Надо ли говорить, что диван навсегда стал после этого собственностью нашего пса.

Вторую ночь воспитанием охотничьей собаки решил заняться Сила. В итоге, после непродолжительной борьбы, Сила сдался и уснул точно так же, как и я накануне – в обнимку с пёсиком на диване.

На третью ночь пёсик согласился спать один, но исключительно на диване, там было не так страшно, как на полу, не говоря о мягкости.

Муж, начитавшись к этому времени умных книг по воспитанию охотничьей собаки, решил отучить Генрика от дивана. После изнурительных боев в течение года, стороны пришли к обоюдовыгодному решению – пёсик делал вид когда хозяин дома, что он не подходит к дивану, а хозяин, что он не знает о том, что пёсик спит на диване ночью, а иногда даже и днем.

Я, в свою очередь, выучила собаку командам, которые совершенно, как считал муж, лишние, но которые довольно успешно скрашивали наши серые будни.

– Место! – темная туша ловко спрыгивает с дивана и с размаху шлепается на коврик, и преданно смотрит на мои непустые руки.

Отряхнув то, что прилипло после готовки к рукам в кастрюльку на пороге балкона, я даю следующую команду:

– Кушать!

Пёсик лихо, лишь едва тормозя когтями, подъезжает к кастрюле и в мгновение ока всасывает те жалкие крохи, коими хозяйка решила его одарить.

Девочки, приехав к началу учебного года от дедушек-бабушек, отнеслись сперва к наличию щенка в доме довольно скептически. На первый взгляд от него не было никакой пользы, но спустя какое-то время все мы, а особенно девочки, поняли, какая это находка для нашей семьи.

Во-первых, пёсик взял на себя функцию громоотвода. Любая испорченная вещь, разбитая или порванная, тут же списывалась на него, как бы абсурдно это ни звучало. Если раньше сестры могли часами выяснять, кто из них порвал тетрадку, то с появлением брата нашего меньшего, такие споры даже не возникали. Стоило только сказать: «это пёсик!» и всем было уже не до порванной вещи. Генрик знал, что его вторая кличка «Пёсик», поэтому тут же прибегал и махал обрубком хвоста, приглашая поиграть.

Во-вторых, неотчетливо проявляющаяся семейная иерархия с появлением собаки приобрела четкие очертания, можно сказать, внутрисемейного государственного устройства. У нас воцарилась монархия с авторитарным режимом правления. Монарх, он же – мой муж, он же – отец детей, стал в первую очередь хозяином, а потом уже всем прочим. Мы с девочками, как женские особи в стае, стояли на ступени подчиненных монарху, а пёс занял промежуточное между нами положение, как особь мужского пола, с чем не поспоришь, и потому правая рука монарха.

Справедливости ради следует заметить, что вся эта сложная система авторитарного правления в полной мере проявляла себя лишь при наличии хозяина. Если я или девочки оставались с пёсиком наедине, то он, в зависимости от ситуации, притворялся заместителем монарха, которому поручено наблюдать за нами и порядком в доме и с важным видом спал на диване, или же ребенком, которого надо кормить, чесать, гулять, играть и снова кормить, желательно прямо у стола, с руки.

Время от времени, Сила Никитич напоминал мне и Генрику цитату из книги о воспитании охотничьих собак: «курц-хаар очень спокойная собака, её удобно держать в городских условиях, потому что дома вы её не увидите и не услышите».

– Ты понял, да? – говорил Сила пёсе, который стоял с тряпочкой в пасти и со стоном просил её покидать.

Тряпочка стала прекрасной альтернативой мячику или пустой пластиковой бутылке, как советовали особо заботливые собаководы. Часто на тряпочку пускались старые носки, для этого их завязывали на узел. Такого игрального носка хватало на две-три недели, пока он не приходил совсем в непотребный вид и выбрасывался.

Из этого вытекала третья польза. Пёсик отучил хозяина вешать носки на батарею, а тем более, бросать их ещё где-нибудь. После того как несколько раз пёсик был уличен в том, что приносил совершенно свежие, буквально один день ношенные и повешенные проветриваться носки, муж стал оставлять носки в ванной, а я стала завязывать узел на специальном носке «для пёси».

Мы грузим на коня модели УАЗ-3151 резиновую лодку, мотор сорока-тактный, спиннинги, котелок, рюкзак с провизией. Мне нравится рыбачить. Во-первых, я «боюсь» живых рыбин, поэтому их чистит сам Сила, во-вторых, как слабой половине человечества, мне необходимы особые условия – теплые вещи, сухая палатка, кружка вина, хорошая история под завыванье ветра.

Так, правда, было первые годы. Потом я втянулась в процесс и была уличена в том, что не так уж и боюсь рыбин, потому как легко вынимаю крючок из пасти и сажу их под жабры на кукан.

– Где пёся? – спрашиваю я мужа.

Тот вот только же крутился возле сковородки.

– Я его спать положил, лапонька.

Я сижу с ведром рыбы. Справа от меня – нечищеная рыба, слева – почищенная. Изо рта идет пар. Холодно. Темно. На месте пёсика должна быть я. Сила порезал палец, а потому участь чистки улова целиком и полностью на мне. Мне так и так её чистить. Или здесь и сейчас, или же потом, дома. Лучше, конечно, сейчас, пока чешуя разлетается по камням, а не по раковине и стенам.