Лада Фролова - Конфетка счастья

Сила Никитич тоже чем-то занят у лодки. На рыбалке у него много работы, он постоянно что-то делает с мотором, со снастями, с палаткой.

– Положил он пёсю, а я сиди тут, в темноте, в холоде… – ворчу я.

Сила Никитич чутко улавливает моё настроение, и на одной волне со мной продолжает ворчание:

– И не говори, что это за собака такая. Лапы он все отбил по камням бегать, ходит за мной и стонет. Ребенок! В палатку завел, он спит, а хозяева пусть тут на морозе работают…

Что меня всегда удивляло в Силе Никитиче, так это его способность погружаться в дело не просто с головой, а всем телом целиком, без остатка. Как в песне «стрелять, так стрелять». С этим связано и противоположное его качество – полное неумение делать несколько дел одновременно. Не знаю, может быть это качество присуще всем мужчинам, не только моему мужу. Я, например, вполне могу думать сразу и обо всем, не говоря уж о делании нескольких дел: писать креативно-мозг-выносящую вещь, слушать радио и помнить о кастрюле с супом на газе и что скоро придут из школы девчонки.

На рыбалке Сила Никитич преображается. Весь налет цивилизации слетает с него, как шелуха. Он похож на неандертальца, вышедшего на тропу за добычей. Взгляд устремлен вперед, ноздри чутко вздрагивают на малейшее изменение ветерка. Он не услышит меня, о чем бы я вдруг ни заговорила. Конечно же, в глазах светится ум высокообразованного программиста, но это только в глазах, которые устремлены далеко вперед по движению лодки, к тому же у нашего пёсика ничуть не меньше смысла в глазах, когда он точно также смотрит вперед.

Дома мне гораздо проще найти момент, когда Силушка меня услышит. Он перестает соображать только за едой.

– Что сделать на ужин? – почти всегда спрашиваю я его в обед.

Муж поднимает глаза от тарелки с борщом и искренне, нисколько не лукавя, не понимает о чем это я.

– На ужин? Как думаешь?

Ответ я получаю ближе к вечеру, когда обеденные борщ и котлеты переварены, и желудок супруга вспоминает, что я задавала какой-то важный для него вопрос.

– Лапонька, а что у нас сегодня на ужин? – спрашивает тогда меня через свою чудо-кнопку Сила Никитич.

В пять утра нам надо вставать. Пёсик, место которого в наших ногах у входа в палатку, упираясь всеми лапами, отказывается выходить из тепла. Палатке, объемом в два куба, который мы успешно нагрели своим дыханием, лет сорок, она из проверенного временем брезента, а там за палаткой легкий минус и собаку в такой мороз выгоняют только бессердечные хозяева, говорит нам всем своим поджатым задом и выгнутой спиной пёсик. С трудом выпнув его из палатки, мы одеваемся и вылазим сами.

По дороге решаем остановиться и покидать спиннинги. Конечно, нам же мало вчерашнего улова в двадцать килограмм. Погодка разгулялась, поэтому почему бы не покидать. У нас в запасе целый день, на работу и мне, и Силычу, только завтра.

Мы причаливаем к песчаной косе. Не знаю, как Сила Никитич определяет рыбные места, но он всегда прав в том, что касается рыбалки. Мне лень далеко ходить по песку. Сила же с пёсиком убегают от лодки на километр, а то и дальше.

Резиновые сапоги я снимаю и брожу по берегу босиком. Днем тепло, плюс пятнадцать. Гнуса в августе не так много, поэтому на мне всего лишь закатанные по колено джинсы, две кофты и ветровка. Я кидаю спиннинг и смотрю по сторонам. Солнце, ветер, по реке время от времени идут баржи, проплывают лодки и катера.

Вот и сейчас вдоль берега идет катер, присматривая место для причала. Я закидываю блесну. Это огромная, с мою ладонь блесна. Она тяжелая, поэтому закинуть у меня получается довольно далеко. Легкую блесну ветер мешает кинуть, как следует. Я кручу катушку и одним глазом слежу за катером. Катер замедлил ход, его пассажиры явно заинтересованы в исходе моей рыбалки. А вот и щука, я вижу, как она вот-вот схватит блесну. Леска замотана, блесна в двух метрах от моих ног, щука тоже. Какую-то долю секунды мы с ней думаем, что делать, потом я трясу перед носом щуки блесной: «На! Хочешь?»

Удар такой силы, что я чуть не роняю спиннинг.

– Что за фигня? Ты что? Взяла? – я ору щуке все, что думаю.

Катер остановился, пассажиры протирают глаза и бинокли.

Я судорожно тяну спиннинг, леска раскручена на всю длину, крутить катушку не хватает сил, я бегаю со спиннингом, как с палкой и продолжаю общение с щукой:

– Ты что? Дура? Да, ты – дура! Думаешь, уйдешь? Не на ту напала!

И кажется, я даже цитировала какие-то стихи и пела русские народные песни, «эй, ухнем» и «ой, мороз-мороз». Звала изо всех сил Силу и пёсю, прыгала и махала им то одной, то другой рукой, но их далекие силуэты так и маячили где-то на линии горизонта.

Катер остановился в паре десятков метров, его сносит течением вдоль берега.

Я бегаю по каким-то лужам и заводям, пытаясь вытянуть щуку на берег. В том, что это щука, я не сомневаюсь. Только щука может быть такого размера. Мне удается обмануть её и вывести в заводь с полметра глубиной. Щука предпринимает последний рывок, чтобы уйти, скачет вверх-вниз, смешивая песок и воду, я заматываю леску на катушку и тяну щуку ещё дальше по берегу. Оказавшись на песке, щука вдруг затихает, блесна свободно выпадает из её пасти.

Я подхожу к ней, трогаю её босой ногой. Она даже не шевелится.

– Ты что, померла от злости? – тормошу её.

Несколько минут, пока я боролась с ней, сначала показались мне вечностью, а теперь кажутся всего лишь мгновением.

Катер завел мотор и начинает движение прочь от моего берега.

– Ну что, видали, как надо рыбачить? Передумали останавливаться, да?

Я сажусь рядом с щукой и оглядываюсь. Только сейчас замечаю, что я по пояс мокрая, вся в песке, а берег истоптан мною так, словно по нему прошлась колона демонстрантов.

– Конечно, даже катер испугала, – говорю я себе.

Сила приходит через каких-то десять минут. Молча оценивает поле боя. Взвешивает на глаз мою добычу.

– Девять-десять килограмм, – говорит он довольно мрачно.

Берет мой спиннинг и идет кидать неподалеку. Генрик облизывает рыбину, выражая полное одобрение.

Я переодеваюсь и развешиваю на лодке свои штаны.

– Ты что, больше не будешь кидать? – спрашивает меня супруг.

Он без остановки ходит по берегу и вытаскивает щук, но все они, конечно же, не идут ни в какое сравнение с моей.

Подруг у меня много. Все они разные, потому что на разные случаи жизни. Это как платья, в одном можно в гости пойти, в другом – на светское мероприятие, в третьем – в театр.

На работе у меня три подруги. С одной чай-кофе хорошо пить и сплетни по министерству обсуждать. С другой – сидеть на раздельном питании и новомодные методики похудания обсуждать. С третьей же можно косточки мужьям перемыть. Я не против, если бы в одной из подруг слились воедино все перечисленные выше качества, но пока мне приходится довольствоваться тем, что есть.