Илья Алексеев - Антихрист

На моем пути попадалась ни одна цепочка из верблюдов, нагруженных серебром, золотом, шелком. Их сопровождали не менее богато одетые люди, но никого я не тронул, хотя жажда царапала мне горло, а голод кислотой вгрызался в желудок. Ведь мой путь лежал через искупление плоти от грехов. Через пару дней ко мне пришло успокоение. И мною было решено оставить воровство и человекоубийство, хотя, каюсь, в новом городе пришлось своровать, дабы купить дом и пропитание. Но тогда в пустыне мне казалось, что моя уверенность в предстоящей жизни непоколебима.

Я шел пять дней, пока не наткнулся на небольшой городок. Меня встретили приветливые люди, они отнеслись ко мне, как к родному, некоторые даже звали к себе отночевать. Я был так изумлен, что согласился на предложение одной пожилой дамы переночевать. Ее муж умер в бою, а детей у них вовсе не было. От нее же узнал, что в их городе только вчера вечером пребывал Иисус Христос, глаголивший о царстве Небесном и Едином, однако она его назвала «чистейший душой человек». Известие о его посещении города, на удивление сильно, взволновало меня.

На следующий день у меня появились деньги, добытые не самым честным способом, которые потратил на небольшой домик на окраине города и новую тунику. Тогда же я нашел работу – пасти овец. В моем стаде было порядка пятидесяти овец. Их пас южнее города на зеленом лугу, который спускался в тоненькую вену реки. Здесь стояло всего одно дерево, но с пышной кроной и толстым стволом. Оно располагалось на возвышенности, с которой хорошо проглядывался весь зеленый луг. По ту сторону реки виднелась солнечная пустыня. Было сядешь под тот дуб, ветерок с реки ласково обдувает лицо, изредка донося капли воды и освежая, листва наигрывает зачаровывающую музыку ветра, зеленое поле покрыто снежно-белыми пятнами овец. Так и тянет в сон, но тут глянешь как один пушистый комочек стремительно плывет в сторону от стада. Неохотно встаешь, дабы направить кусочек неба, затерявшийся на земле, обратно в общую кучу. Потом гонишь все стадо домой, а оно в ответ возмущенно мычит, но идет. Такие прогулки в моей душе установили полный покой уже через пару дней, заставив забыть меня о тех тридцати годах, что прожил в поиске себя и тысячи ответов. Тогда казалось вечностью успокоение души, которое я там приобрел, но все изменилось через год, когда в городе появился черный всадник, разрушивший все.

Черный всадник, как прозвал я его, для меня и многих других явился смертью на коне в жаркий полдень, держа в руках указ об отступниках от церкви – христианах, гласивший, что всякий будет казнен. Однако ничего за указом не последовало до самой полуночи. Никто даже не думал выяснять, кто из живущих принял Христа в своих сердцах, их целью было запугать народ через публичные казни. К сожалению, но и меня не обошли стороной. Их темная деятельность соответствовала часу, в который они принялись совершать ее. Я уже видел третий сон, когда порядка трех или четырех человек ворвались в мой дом и, избив руками и ногами связали руки за спиной, накинули мешок на голову и повели. Ужас и страх охватил меня. Не знаю слышал ли кто-то мои слезы, всхлипывания и молитвы, однако, видимо, раз ударили тяжелым предметом сзади по голове, вырубив меня, то слышали. В себя пришел только в темнице. Я стоял на ногах, вплотную прижатый к холодной каменной стене. Здесь было вместе со мной еще порядка пятнадцати человек на клочке в метр на метр. Воздуха хватало не всем, поэтому многие умирали раньше, чем их выводили на суд. От них я узнал, что всех, кто считался отступником церкви, решено было придать смерти без суда и следствия и какие извращенные человеческой фантазией казни нам уготовили? Впервые в жизни мне захотелось жить и единственный луч свет, пробивавшийся через маленькое окошечко и терявшийся в толпе, давал мне надежду.

Оказалось, что казнь была заготовлена на утро, поэтому с первыми лучами солнца нас повели на смерть, но уже не 15 человек, как им бы хотелось, а лишь десять. Нас вывели на арену, заполненную людьми, они ликовали и ждали нашей крови. Прямо перед нами сидел Понтий Пилат со своей свитой, однако их было не видно из-за ослепляющего солнца, которое стояло прямо за ними. Вытолкав нас судьи подняли две боковых решетки и оттуда лениво вышли, зевая, четыре льва. По их сияющим глазам стало ясно, что животные очень голодны и не случайно. Они тут же направились в нашу сторону медленной царской походкой, чувствуя страх людей, стоявших позади меня. Теперь я был движим желанием вернуться к своим овцам. Конечно, кто-то скажет, что умер бы, а потом вновь воскрес, однако у меня никогда не было такой уверенности. Никогда не знаешь, когда умрешь в последний раз. Впервые во мне проснулся страх перед смертью. Львы подходили все ближе, скаля зубы, а мы плелись назад, пока не уперлись в стену. Их намерения были ясны – позавтракать нами. Когда стало уже некуда отступать, я побежал на того, что был по правую руку, увлекая на себя внимание остальных трех и тем останавливая их. Лев понял мои намерения и через пару секунд кинулся на меня, раскрыв свою пасть, схватив которую, я открыл так, как без моего вмешательства открыть ему было бы невозможно. Мне в лицо брызнула кровь. Оставшиеся три льва поджали хвосты и стали пятиться назад. Трибуна в удивлении вздохнула, а Понтий Пилат встал в изумлении. На арену выбежали двое, подхватив меня под локти, они унесли меня. Сил сопротивляться им уже не осталось.

Я опять оказался в той же комнатушке, но теперь совершенно один. День подходил уже к концу и осознание того, что эту ночь проведу в полном одиночестве укоренилось во мне и ужасало. Страшно было поверить в смерть тех, с кем так долго жил в одном городе, хотя никого из них не знал, но ужас потери обхватил меня с головой и утопил в себе. Опустившись на пол и схватившись за колени расплакался, вскоре вскочил и стал биться о стены, кричать, чтобы меня выпустили, но, видимо, никто не слышал, поэтому я успокоился и лег на ледяной пол своего нового дома, однако глаза в ту ночь не сомкнул ни разу.

Следующее утро все же настало, и мой страх с ним отступил. Сев я стал в иступлении смотреть на единственный лучик солнца, что так нагло врывался в темницу печали и радостно плясал на полу. Засмотревшись на него мне вдруг, за последние дни, стало на душе так тепло и хорошо, аж слезы навернулись на глаза, а улыбка тонкими линиями разбежалась по лицу. Через минуту я уже смеялся так, словно не было стен, которые стесняли воздух и не давали мне выйти. В эти мгновения чувствовал себя свободнее, чем любой человек в мире, раб мне тогда казалось обладает большею свободою, нежели его хозяин, ведь он отдал ее сам в чужие руки. Свобода – кандалы, которые своевольно надевает на себя берущий в свою ответственность другого и, как кажется ему, обременяя его работой, но тем давая тому легкость от выбора и свободы. Господь вознамерился спасти нас и даровать нам жизнь, однако как горько Он ошибся, решив, что человек одумается, изменится и согласится нести бремя свободы. Я свободен и никто более, никто кроме меня. Мне вдруг снова стало нестерпимо смешно. Припадки смеха продолжались еще долго и сменялись агрессией, когда вставал и бил кулаком стены, которые под моими ударами понемногу обсыпались. Луч солнца так радовавший меня покинул комнату, даже не попрощавшись и оставив меня в полном одиночестве. Кошки стали скрести, и так грустно стало оттого, что мой верный друг покинул мою обитель. Слезы стали крупными каплями падать на холодный пол, увлажняя его. Голод стал съедать меня изнутри, высохшее горло почувствовало вкус пустыни. Заканчивался второй день моего пребывания здесь, а о своей дальнейшей судьбе я ничего не ведал. Меня не кормили ни разу, даже воды никто не принес. Чтобы выжить мне пришлось пить и есть все то, от чего мой организм так старательно избавлялся… За окном наступал уже третий день моего заточения, солнечный лучик не пожаловал сегодня ко мне в гости, потому что небо хмурилось и не захотело выпускать из дома солнце.