Коллектив авторов - Два ангела на плечах. О прозе Петра Алешкина

А что же с творчеством? В 1992 году Петр Алешкин издал трехтомное собрание своих сочинений, в которое включил три романа, ряд повестей и рассказов. В 1994—1995 гг. вышли три новые книги, которые были в списках бестселлеров в России. Они были переведены на ряд иностранных языков и опубликованы в США, Германии, Франции, Китае.

В Китае сейчас русских авторов почти не издают. Почему же китайских издателей так заинтересовала повесть П. Алешкина «Я – убийца»?

Вспомним популярность этой повести, когда она публиковалась в журнале «Наш современник». Такой всплеск читательского интереса к журналу был только один раз – в пору публикации романа В. Пикуля «У последней черты».

Дело в том, что это не просто литературное произведение на современную тему. Это – срез русской истории, обнажающий самые больные и кровоточащие места.

Мне хочется выделить две существенные особенности повести. Во-первых, она исторически конкретна. Во-вторых, он рассматривает проблемы политические и моральные в их нераздельности, – это очень важно, если помнить заблуждения литераторов, нередко стремящихся расчленить эти проблемы, что обычно приводит к ложному противопоставлению политики и морали.

Я не помню из истории литературы, чтобы писатель в такой близости шел следом за действительными событиями, художественно воплощая их в повести.

Герой романа Сергей, в прошлом афганец, а сейчас рабочий на оборонном заводе, живет невесело. С приходом новых времен завод пришел в упадок, зарплату не платят. Да и завод, похоже, вот-вот закроют.

С нескрываемой завистью смотрит он на жизнь своего армейского друга Паши: у того и квартира что надо, и дача, и дело он свое наладил. Паша после Афганистана три года ишачил на стройке плотником. Потом надоело вкалывать на чужого дядю, создал свой кооперативчик, стал в новых домах замки врезать, двери обивать, полы циклевать. А там и больше – два деревообрабатывающих цеха открыл: делают двери, рамы для окон и все, что хочешь. Теперь уж сам не стоит с рубанком, только руководит да заказчиков ищет.

Павел рассказывает, что встретил случайно сержанта Никитина, их однополчанина. Теперь он в милиции, лейтенант-омоновец.

Сергей, не видя для себя в нынешней жизни никакого просвета, решает найти Никитина и проситься в милицию. Хотя что-то не дает ему так просто снять телефонную трубку и позвонить. Слишком хорошо помнит он Никитина по Афгану. «В памяти стояло ущелье в горах, тропа, жара и два неторопливо приближающихся афганца: один пожилой, с седеющей бородой, другой помоложе, чернобородый. Шли спокойно, не суетясь, издали чувствовалось, что мирные, к душманам не имеют отношения. Мы наблюдали за ними из-за камней. Я совсем недавно попал в Афган, а сержант Никитин был уже битым, обстрелянным. Когда афганцы подошли совсем близко, он шепнул:

– Страхуй!

И выскочил из-за камней навстречу афганцам. Они остановились, не растерялись. Старший вытащил из-за пазухи документы и протянул Никитину. Он взял, отошел от них в сторону, чтобы не заслонять их собой от меня, и стал изучать документы. Я следил за афганцами. Они стояли молча, ждали, глядели на Никитина. Он проверил документы и вернул. Афганцы направились дальше мимо меня. Никитин стоял на тропе, смотрел им вслед, чего-то ждал. Когда они отошли от него шагов на пятнадцать-двадцать, Никитин неожиданно заорал:

– Эй, стой!

Я вздрогнул, не понял. Я видел, как афганцы недоуменно обернулись и тотчас затрещал автомат Никитина. Старший взмахнул руками и осел на тропу, а младший успел кинуться в сторону, но споткнулся, упал лицом вниз и стал дергать ногой, осыпать камешки.

Я растерялся, сжал автомат в руке, ничего не понимая, смотрел испуганно, как Никитин кинулся к старшему и стал ощупывать его одежду. Перевернул на спину. Только теперь я догадался, что произошло. Стало стыдно и мерзко. У меня задрожали руки, и я отложил автомат в сторону, на камень, и рукавом вытер пот, заливающий глаза. Никитин подхватил под мышки старшего афганца, приподнял и попробовал волочить к обрыву. Афганец, видно, был тяжел, и Никитин сердито крикнул мне:

– Иди помогай!

Я, грохоча ботинками по камням, подбежал к нему. Вдвоем мы подволокли афганцев по одному к обрыву и столкнули вниз. Стояли, смотрели, как поднимается пыль оттуда и затихает шум осыпающихся камней. Когда затихло, Никитин огляделся, подмигнул мне с усмешкой, достал из кармана пачку денег, отщипнул часть, не считая, и сказал покровительственно:

– Держи и помалкивай!»

Теперь ясно, кто такой Никитин и почему не очень-то хочется Сергею ему звонить.

Процитировав отрывок из повести, хочу обратить внимание читателя на язык прозы: он конкретен, очень экспрессивен. Будто на полотне, крупными мазками написан этот жаркий день, и солдаты, и афганцы под пялящим солнцем.

Никитин рекомендует Сергея для службы в ОМОНе. Не очень-то нравится новая работа мужа Рае.

Она бывшая лимитчица, ставшая москвичкой, добрая, хозяйственная. Они познакомились с Сергеем на заводе. Успели купить кооперативную квартиру. «Купив квартиру, Рая стала домашней: разлюбила ходить по кинотеатрам – дома телевизор есть, лежи да смотри, ругалась она на меня, когда я тянул ее в кино. Не любила гостей и сама не ходила в гости. Хотела, чтобы и я всегда был дома, при ней. Очень жалела, переживала, что у нас до сих пор нет детей, побывала и в платных и бесплатных поликлиниках, где ей говорили, что у нее все в порядке, и теперь тянула меня туда, провериться. Я подумывал иногда, что, будь ребенок, она бы переключилась на него и мне было бы посвободней…»

Нудно текло время для Сергея. Женился, потому что другие женятся. Когда купили квартиру, нужно было приводить ее в порядок. Года полтора обустраивались.

«А потом наступил покой, диван, телевизор. Книжек мы не читали, не тянуло. Все чаще приходила грусть, думалось, скорее бы ночь да спать…»

Видно, насколько это пресные, ограниченные люди. Их ничего не интересует, любви между ними по сути нет. Это тот самый слой, на который опирались рвущиеся к власти «демократы». Ведь Сергею и Рае можно внушить что угодно.

Никитина в омоновском взводе не любили. Это не проявлялось явно, но чувствовалось. Писатель так рисует его:

«Худощавый, роста среднего, плечистый, но какой-то плоский, как бы сплюснутый. Узколицый, глазки небольшие, сидящие очень близко друг к другу. Носил темные усы под узким немного длинноватым носом и чем-то отдаленно напоминал ястреба на стоге сена, всегда настороженного, готового вспорхнуть и в то же время гордого, уверенного в себе, чувствующего свою силу, но понимающего, что находится он на враждебной ему территории. Здесь его боятся, но все же не лишне быть осторожным».