Юрий Солоневич - Зона тени

– Сейчас чаю попьём, и тебе совсем хорошо станет.

– Мне и так не плохо, только голова трясётся, – сказал Арсений.

– Это от укола, – пояснил Тигран. – Но я очень за тебя боялся. У тебя вчера такой вид был, что ты, точно, мог кого-нибудь убить. Хорошо, Светик дежурила. Я ей как раз босоножки прошил. Вот она и не отказала. Иначе плохо могло быть. А так немного пошумит в голове, да и всё. Вот чаю сейчас попьём.

Тигран насыпал заварку прямо в банки и накрыл их бумажными листочками, чтобы аромат не улетучивался.

– Я тут уже в четвёртый раз, – сказал он. – Судьба такая. Потому и всех знаю. В город каждый день езжу за «баландой». Мне доверяют, что не сбегу. А куда мне бежать? Я в городе и сигарет, и водочки куплю – были бы деньги. А деньги можно и тут заработать: я же не только водитель, но и сапожник. Без дела не сижу.

И Тигран показал Арсению тумбочку, заваленную обувью и сапожным инструментом.

Потом они пили крепкий, обжигающий чай, и Арсений понемногу возвращался в реальный мир, привыкал к этой нерадостной действительности. Судьба – злодейка, а жизнь – копейка. Копейка, брошенная на землю чьей-то равнодушной рукой. Копейка, закатившаяся в грязную, забитую всяким мусором щель. Да и плевать – не велика ценность!

– Здесь только кормят плохо, – продолжал Тигран. – А так – жить можно. Главное – никого не трогать, и тебя не тронут. Вот дедушка – уже второй срок заканчивает. И на третий хочет остаться. А куда ему идти? Домой не пускают – не нужен, в приют не берут – есть своя квартира. Вот я из ЛТП вернусь и тоже сюда попрошусь. Меня тут уважают, мне здесь лучше, чем дома.

«Он прав, – подумал Арсений. – Здесь лучше, чем дома».

И Арсений как-то незаметно для себя втянулся в новый уклад жизни. Благо, отношение персонала к «больным» – алкоголикам – было очень даже хорошим. Тигран сказал правду: никого не трогай – и тебя не тронут. А всё лечение сводилось к витаминным уколам и очищающим кровь капельницам. Чем тебе не курорт? Недаром дедушка выписываться не хотел.

Микола ещё приходил два раза, приносил продукты и сигареты. Рассказал и свой план, по которому Арсений должен был выписаться на десятый день.

Арсений поделился планом с Тиграном, и тот сказал:

– Сработает. Только чтобы точно вместо этой гадости глюкозу ввели. Иначе беда может быть.

За десять дней Арсений ещё больше сдружился с Тиграном. У них всё стало общее: и продукты, и сигареты, и выпивка. Тигран день через день то пива привезёт, то водочки. Арсений Тиграну сапожничать помогал: точил ножи, правил шила. И с соседями по палате установились нормальные отношения. Дедушка только сигареты просил, а Коля-борода книги читал, не встревая в душевные разговоры.

А разговоры за это время у Арсения с Тиграном были разные. Но в основном вспоминали о шофёрских буднях, об общих знакомых, о тех местах, в которые заносила их погоня за рублём да романтика дальних дорог. А вспомнить, конечно, было что. Дорога, как и жизнь: петляет меж гор и лесов, поднимается вверх и стремительно уходит вниз, радует и огорчает. На дороге рождаются и умирают, находят и теряют, любят и ненавидят. Да, дорога – это жизнь. Или скорее образ жизни. Не самый, кстати, плохой образ. Было, было о чём вспомнить и о чём поговорить. Вот только про свою семью Арсений даже не заикался. Он подавлял в себе любые, самые робкие, самые отдалённые мысли на эту тему. Он боялся, что та стихийная сила, которая ассоциировалась в его психике с перекошенными, страшными лицами, снова вылезет наружу и попытается овладеть им.

В последний день Арсения вызвал заведующий отделением и попросил подписать расписку-предупреждение, в которой было указанно о возможных последствиях употребления алкоголя. А потом его повели в процедурный кабинет, где медсестра, подмигнув краешком глаза, ввела ему в вену при свидетелях раствор глюкозы. Медсестра делала свою работу очень медленно, нарочито тщательно, и при этом всё время спрашивала:

– Вы чувствуете жар в теле?

– Да, – отвечал Арсений, не чувствуя никакого жара.

– Потерпите немного, – говорила медсестра, хитро поглядывая ему в глаза. – Это реакция на остатки спиртного в вашей крови.

Примерно через полчаса процедура была закончена, и ещё минут пятнадцать ушло на оформление бумаг. В общей сложности Арсений отсутствовал в палате около часа, а когда вернулся в слегка приподнятом настроении, Тиграна уже не было.

– Всё, увезли твоего друга, – сказал Арсению Коля-борода. – Уж так он просил, чтобы подождали: хотел с тобой попрощаться. Да куда там! Еле собраться успел. Вот оставил тебе на память.

И Коля показал на лежащие в тумбочке пассатижи.

Лица вытянулись и перекосились в злобной усмешке: мы тебя где хочешь достанем!

Арсений взял пассатижи и положил их в карман пиджака.

«Эх, Тигра, Тигра!»

Арсений подумал, что он хотел бы много чего хорошего сказать Тиграну: тот мог бы пожить у него, когда вернётся из ЛТП. Да и вообще, мог бы всегда рассчитывать на любую помощь с его, Арсения, стороны. Хотел бы сказать, да не успел. Вот так всегда: когда надо сделать что-то настоящее, не фальшивое, доброе – почему-то не успеваешь. Не успеваешь из-за каких-то мелочей – эгоистичных, второстепенных, преходящих и лживых, – отнимающих бесценные минуты и без того короткой жизни. Жизни, в которой должен быть хоть какой-то смысл – хоть немного, хоть чуть-чуть, хоть самую малость. Хотя бы ровно столько, сколько надо человеку, чтобы отличаться от животного.

Кто ворует жизнь у человека? Жизнь – единственную и неповторимую. Кто подменяет главное второстепенным, важное – мелочным, а по-настоящему дорогое и ценное – пустой, блестящей мишурой?

– Не переживай сильно: год быстро пролетит. Вернётся Тигран, никуда не денется, – успокаивающе сказал Коля, глядя на Арсения поверх очков.

– Да, – согласился Арсений, и подумал: «Да только этот год уже не вернётся никогда».

Потом он переоделся, сложил в пакет свои вещи, попрощался с Колей и ушёл домой.

По дороге купил в магазине продуктов, сигарет и бутылку водки.

«Буду пить в одиночку и в самом деле сопьюсь, – мелькнула мысль. – Сдохну, как собака под забором. Ну и наплевать. Пусть всё к чёрту катится!».

В квартире было пусто и холодно: отопление ещё не включали. На кухне со светильника свисала длинная, чуть не до пола, паутина.

Пассатижи, подаренные Тиграном, Арсений положил в шкатулку из красного дерева, где у него хранились особо ценные вещи.

На следующий после выписки день пришёл Микола.