Александр Шкурин - Долгая дорога. Повесть

Через дорогу девушка увидела желтую телефонную будку, бросилась к ней и задохнулась от отчаяния. Под тусклым фонарем хорошо было видно, что дверь телефонной будки злобно ощерилась осколками стекла, телефонный аппарат был без трубки, оборванный провод сиротливо застыл в тягостном ожидании монтера. Надо срочно искать другую телефонную будку. Она постояла, собираясь с мыслями, и попробовала побежать дальше. Но не тут-то было. Слишком много сил она израсходовала на первый рывок, и теперь сердце отчаянно билось в груди, грозя разнести вдребезги такие хрупкие стеклянные ребра, посиневшие губы хватали холодный ночной воздух, а перед глазами от чрезмерного напряжения плавали красные и синие круги. Ее ноги, прежде упруго отталкивающиеся от асфальта, предательски подгибались и упорно отказывались нести ее тело дальше, а еле волочились позади туловища. Но мозг, не выдающий усталости, понукал телом, как безжалостный погонщик усталым мулом, и она, шатаясь, пошла дальше искать другую телефонную будку.

Один пустой квартал, другой, и в конце третьего квартала она увидела телефонную будку, сиротливо прижавшуюся к темному зданию. Тяжело хрипя, она ввалилась в нее и зачем-то плотно прикрыла за собой дверь, словно кто-то мог подслушать ее. Левой рукой она сняла трубку, холодная пластмасса приятно остудила вспотевшую ладонь, и дрожащими пальцами правой руки стала тыкать в отверстия диска, пытаясь набрать две цифры, однако тугой диск не хотел поддаваться ее пальцам, и только со второй попытки с трудом провернулся.

Сначала в трубке зазвучали томительно-долгие гудки, а ее существо продолжало отчаянно вопить: скорее, скорее, отвечай же скорее, иначе будет поздно. Но вдавленный в ухо кружок мембраны между гудками доносил неясные шумы и какие-то далекие, слабо различимые радиоголоса, которые радостно щебетали о чем-то своем, птичьем, и им не было решительно никакого дела до ее печали и беды. Наконец в динамике раздался долгожданный щелчок, и она услышала, как женский голос произнес: «скорая слушает».

Она мигом подобралась и, уняв растрепанное дыхание, постаралась спокойно произнести, чтобы не выдать своего волнения, короткую фразу: «ножом в живот ранен мужчина». Голос в трубке, словно не услышав о ножевом ранении, деловито продолжил: «фамилия, имя отчество и возраст больного». Она растерянно сказала: «не знаю, как его зовут, а возраст около сорока». Ее попросили назвать адрес, она его сказала, и тот же голос из трубки спросил: кто звонит? Тут она не выдержала и сорвалась: «Вам какое дело? Вам позвонили, дальше ваша забота!» и резко нажала на рычаг телефона.

Несколько минут она держала трубку в руках, а потом со всей силы ударила трубкой по корпусу телефона. Еще и еще раз. Она молотила трубкой до изнеможения, пока беззащитная трубка не выдержала, раскололась, из нее выскочил динамик и упал на пол, а в ее руках остался обломок трубки. Она отбросила этот обломок, который бессильно закачался на проводе. Вспышка обессилила ее, она почувствовала, как противно дрожат ноги, и струйки пота неприятно холодили спину. Ей захотелось упасть и обо всем забыть, но отсюда надо было уходить.

Цепляясь за дверь, она буквально выползла из телефонной будки, и остановилась в растерянности. Куда ей идти? Впрочем, теперь уже все равно. Она отцепилась от двери телефонной будки и усталой семенящей походкой, словно сделав скачок лет на шестьдесят вперед, если только удастся ей их прожить, поплелась, словно древняя старуха. В слезящихся старушечьих глазах все расплывалось, тело сгорбилось от тяжкого груза еще не прожитых лет, язык обсасывал голые десны с последним зубом наверху, а в усохших мозгах серой мышкой по пустому амбару сиротливо бродила последняя мысль: теперь не надо спешить, впереди ее ждет только одна холодная могила.

Над ней, в обманчиво-низком ночном небе, на фронтоне самого высокого в городе здания ярко горели, собранные из электрических лампочек, два лозунга, первым из которых был «СЛАВА КПСС!», а вторым, расположенный ниже первого, был «ДА ЗДРАВСТВУЮТ 70 ЛЕТ БЕСПРЕРЫВНЫХ ПОБЕД!».

Автор кается, ему так хотелось написать, рука просто зудела, что у лозунга «ДА ЗДРАВСТВУЮТ 70 ЛЕТ БЕСПРЕРЫВНЫХ ПОБЕД» не горели лампочки в первом слоге слова «ПОБЕД», и лозунг уже звучал не так бодро, и над сермяжной правдой такого лозунга, хмуря брови, можно было даже задуматься, накатив этак грамм стопятьдесят.

Однако автор вспомнил, что в те времена электрики в штатском строго контролировали электриков в спецовках, и поэтому у лозунга «ДА ЗДРАВСТВУЮТ 70 ЛЕТ БЕСПРЕРЫВНЫХ ПОБЕД» не могло быть изъянов в виде не горевших лампочек в первом слоге слова «ПОБЕД».

Девушка, которую так поедал глазами уже давно позабытый молодой человек, выпорхнула из трамвая и направилась в училище. Она, как всегда, опоздала на занятия, и поэтому пошла с черного входа, чтобы не нарваться на дежурного. Ей удалось незаметно проскользнуть в училище и по лестнице осторожно подняться на второй этаж, но у самой двери кабинета, где была ее группа, удача покинула ее. Об этом поняла, когда услышала за спиной грубый окрик: «Верещагина!». Она повернулась и закусила губку от невезухи, за ее спиной стояла замдирша Каракатица.

В училище уже никто не помнил, почему ее так прозвали, но прозвище передавалось от одного поколения учащихся к другому, и очень подходила к чрезмерно полной в животе и бедрах, женщине с мелкими чертами вечно озабоченного лица и сосульками тускло-белокурых волос. При ходьбе Каракатица переваливалась, как утка, и мотался из стороны в сторону рыхлый живот.

Девушка прислонилась к стене, окрашенной темно-зеленой краской и стала терпеливо ждать очередную порцию воплей, потому что по-другому эта замдирша не умела говорить со своими подопечными, и та не подвела, выдав привычное, не раз ею услышанное: «Верещагина! Дрянь паршивая! Ты нас позоришь! Где ты шлялась целую неделю? Опять пропускаешь занятия? Когда этому будет конец?», и так далее и тому подобное еще несколько минут громко разносилось по пустому коридору. Наконец, выдохнувшись, Каракатица произнесла, как припечатала: «попомни мои слова, скоро ты сядешь в тюрьму!».

Каракатица, в миру Мария Петровна Чуднова, знала о своем прозвище, поначалу она обижалась, потом привыкла и не реагировала на него, что поделать, если родители наделили таким несуразным телом, которое еще к сорока годам расползлось во все стороны как квашня. Мария Петровна, еще молодой учительницей сумела вступить в партию, чтобы сделать карьеру, но карьера не задалась, и она навсегда застряла на должности заместителя директора по воспитательной работе в училище. Как правоверный коммунист, Мария Петровна не верила в мистику, и сначала ее испугал открывшийся у нее дар провидения, когда она, увидев в первый раз поступившую в училище девчонку, смогла предсказать ее судьбу. Потом еще и еще раз, и она сбилась со счета, но каждый раз ее предсказания сбывались с пугающей достоверностью.