Валерий Свешников - Былицы

Поэтому через год я отказался от карьеры клубного работника и перешел на непрестижную работу – «на бочку с дымом», на паровоз. И вообще, я считаю, что карьера – это не непрерывный рост и продвижение вверх по лестнице. Скорее это поиски наиболее оптимального места в жизни, на котором работа приносит удовлетворение и радость, а человек, сверх того, видит смысл и логику своих действий и карьерного роста.

Кстати, со мной соглашался сам А. Эйнштейн. Он утверждал, что надо стремиться не к тому, чтобы добиться успеха, а к тому, чтобы твоя жизнь имела смысл. Тогда у меня было время почитать афоризмы и умозаключения великих.

Я видел смысл в своих действиях и решительном отказе от карьеры, а окружающие – нет. Все последующие мои карьерные ходы были для них просто непонятны. Ладно, ушел из клуба по своей воле, ладно, перебрался работать на линию и «вкалывал» на паровозе, так еще и ввязался в историю с офицерскими (лейтенантскими) курсами. После этих курсов была большая вероятность на годы остаться работать младшим офицериком железнодорожного батальона в глухой тайге. Наверное, так рассуждали мои армейские друзья, и я тоже понимал, что некоторый риск развития такого сценария был возможен.

Но в голове у меня созревал самый сильный карьерный ход – полный переворот в жизни – я решил пойти учиться на биолога. Меня даже отец не понимал, он считал, зачем пытать судьбу, если уже в руках есть неплохая профессия железнодорожника?

И я сделал этот шаг. Рискнул, избежал службы лейтенантом в наших славных железнодорожных войсках, но зато получил возможность поехать на приемные экзамены и сдал шесть вступительных экзаменов в Университет. Был принят на биолого-почвенный факультет. В самый последний день моего отпуска для сдачи экзаменов – 25 августа – я получил справку о зачислении в ЛГУ и сразу помчался в военкомат, чтобы демобилизоваться.

Получая эту бумажку, имел странную беседу, смысл которой понял спустя несколько лет. Ответственная за прием, выписывая нужные бумаги, спросила меня: «Ведь, наверное, ваш отец – Свешников?». На что я честно ответил: «Да, конечно». Потом узнал, что был известный зоолог – сотрудник ЗИНа и мой однофамилец. Но ведь и мой отец – тоже Свешников. Так что я не обманул никого и не пользовался услугами разных протеже.

Во время учебы какую-то карьеру сделать трудно, разве что отлично учиться. Но тут у меня были серьезные препятствия, что, впрочем, понятно, ведь я школу-то закончил шесть лет назад. Приходилось «пахать» с утра до вечера, а иногда перед экзаменами ночами сидеть за книгами. Мой сын и главный «оппонент», сомневающийся в качестве моих карьерных действий, наверное, забыл, что я и ему в какой-то мере помог сделать карьеру. Ведь вступительные задания по физике, присылаемые из Военмеха, я помогал ему решать. Так что кое-что от прежних знаний надолго осталось, но кое-что и забылось.

На курсе меня назначили старостой, и эта маленькая должность позволяла мне быть своим человеком в деканате. Это ведь тоже своего рода карьера. Помню, что мне предлагали присмотреться к некоторым кафедрам, после окончания которых можно было бы оставаться по распределению и делать научную карьеру.

Однако же мой выбор кафедры энтомологии для специализации тоже был не спонтанным. Наш декан, блестящий ученый А. С. Данилевский, предложил сделать, как теперь бы сказали, модернизацию учебной программы. Он набрал шестерых студентов и предложил такую программу, что мы учились сразу на двух кафедрах: и энтомологии, и физиологии человека и животных. Это ли не карьера?

Надо признать, я не хотел узкой специализации в обучении, меня привлекали области знаний, где можно заниматься общебиологическими вопросами. Возможно, поэтому впоследствии я с удовольствием написал учебник по концепциям современного естествознания.

С такой специализацией многих из нас пригласили работать и поступать в аспирантуру ФиБа. В это время мне шел уже 29 год, и раздумывать о других карьерных вариантах было уже некогда. Я поступил учиться в аспирантуру в этот Институт.

После ее окончания логический ход истинного карьериста состоял бы в стремлении остаться в ФиБе научным сотрудником. Однако какие-то странные стечения обстоятельств привели к тому, что такой оборот меня не устроил. Когда я поступал в аспирантуру, лабораторией нейрофизиологии беспозвоночных заведовала ученица академика Орбели А. К. Воскресенская. Она была последовательницей идей Орбели, умной и интересной женщиной. К несчастью, в этот же год она трагически погибла. Заведовать лабораторией стал парторг института В. Л. Свидский – опять эта фамилия.

У меня с ним не получилось нормального понимания во время аспирантуры. Ни я, ни мой научный руководитель не горели желанием последующего сотрудничества. Хотя делать карьеру в лаборатории у директора института – это был бы сильный ход.

Если уж я ушел от первого Свидского, то и от второго я ушел. С легкой душой и большими надеждами я поехал через всю страну во Владивосток в Институт биологии моря ДВНЦ АН СССР. Поехал не один, а с другом Борисом.

Одно название этого института звучало как сказка. Институт биологии моря принял в свои ряды меня и моего друга по аспирантуре – Бориса. Мы застали момент бурного развития института. Приезжало много новых сотрудников, чаще в душе романтиков, желающих интересной работы. Мы с энтузиазмом включились в круговерть институтской жизни.

В ИБМ карьерные возможности были довольно большими, но и работы по изучению морской живности был непочатый край. Несколько неординарных и ищущих коллег предложили нам участвовать в организации новой морской экспедиционной станции в бухте Витязь. Мы с Борисом с удовольствием включились в эту почти авантюру, потому что пока в этой бухте располагались остатки военно-морской базы. Наша жизнь стала чрезвычайно активной и очень интересной.

Жили мы в общежитии, где в двухкомнатной квартире было прописано человек тридцать. К счастью, большая часть жильцов держалась подальше от дирекции ИБМ и обреталась на разных экспедиционных станциях от Магадана и Камчатки до Находки и Сахалина. Месяц-другой мы покрутились в котле общежитской жизни и быстро поняли, что в самом ИБМ работать просто негде – нет места в физическом смысле.

До постройки МЭС «Витязь» мы перебрались на остров Попова, на нашу институтскую морскую экспедиционную станцию – МЭС. Там тоже строили, ловили морских обитателей, изучали водолазное дело, получали права на звание капитана маломерного судна, делали обязательные прививки от энцефалита. Да и просто обживались на Дальнем Востоке с его красотами, экзотикой, традициями и необыкновенными людьми. Ни о какой карьере даже речи не шло, да и в помыслах такого не было.