Ферестан Д'Лекруа - Голоса Расальха. Книга первая: На полпути к себе

– Ты меня совсем забыл.

– Нет. Я помню, – он не договорил.

– Помнишь, ты помнишь, что я существую, а не меня. Ты не захотел увидеть, что я отказалась от всего. От всего, что тебе мешало чаще меня видеть. От всего, что делало меня усталой, но счастливой. Я бегала по городу из одного его конца в другой, искала людей, кому нужны были мои картины, звонила и отвечала на звонки, предугадывая, какой сюжет закажут мне изобразить. Я почти теряла силы из-за отсутствия благодарности, но парила над крышами после каждой редкой, но такой искренней и счастливой улыбки, какой одаривали меня люди, довольные получившейся у меня работой. Я жила этими улыбками…

– Ты всегда живёшь улыбками…

Она, как всегда, перехватила ход его мысли.

– Да, но без человека и улыбки бы не было. Твою улыбку я узнаю из миллиардов.

– Улыбку… я хочу, чтобы ты думала обо мне, а не моей улыбке.

– Улыбка и руки, – говорила она, словно и не слышала его вовсе. – Улыбка и руки, они у тебя особенные, такие ни у одного мага, ни в одном измерении не найдёшь.

– Ты меня не слушаешь, – привычно возмутился он. Но, словно ребёнок, погружённый в яркий сон эмоций, она продолжала:

– Ни у одного мага, ни в одном измерении не найдёшь… ну вот кто-нибудь ещё видит всего тебя в руках и улыбке? – этот вопрос она произнесла больше мечтательно, чем вопросительно. – Нет, не видит. И не может увидеть. Ведь никто и у дождя не видит души, и у луны слепоты.

– Ты меня не слышишь? – почти взорвался он и взмахнул руками.

– Слышу, – она ответила это чётко и осознанно, но ему показалось, не возвращаясь из места, в котором гостила.

– Очнись. Ты не Алиса, – аккуратно, немного снисходительно и сочувствующе шепнул он ей. – Нельзя всю жизнь провести в мечтах.

На секунду в воздухе остановились все капли дождя, и даже ветер перестал плакать.

– Красиво, да? – как ни в чём не бывало, оторвала она взгляд от окна и заглянула в его глаза…

«Кали-Ола». Рязань. Явь.

Он бежал по улице, рассекая лужи, словно Дредноут волны. Могло показаться, что за ним гонится самая страшная сила. Для него это было действительно так…

Он спешил, боялся опоздать. Беспрестанно благодарил судьбу за то, что знает, где её искать. И проклинал себя за то, что посмел забыть об этом месте.

Она сидела в своём любимом кафе с большой чашкой шоколадного мокко. Она любит дождь, но в таком настроении ей гораздо приятнее наблюдать за ним из тепла. Он распахнул дверь в кафе и в страхе остановился перед её столиком…

– Красиво, да? – услышал он и понял, что успел. Успел!

Молниеносно и совсем неслышно оказался он рядом с ней.

– Да, – она очнулась. Со стороны казалось, будто проснулась или вышла из комы. Она вернулась из того мира, который так часто ею овладевал.

– Я так боялся, что не успею…

«Кали-Ола». Рязань

У нас нет тени в этом мире.

– Пойми, я не маг. Колдун – и этого у меня не отнять. Даже мойры не умеют заново переплетать нити жизней, выбрав однажды материал для них, – но она не понимала…

Я выходил из кафе, как тогда, в первый день нашей встречи. Дождь поил белую рубаху острым теплом осенней влаги, и пятна намокающего шёлка расползались странными, живыми фигурами.

Она осталась там, в кафе, допивать своё мокко. Моя Морская. Моя…

Когда-то я покидал своё тело, и начиналось странное пугающее падение, оно шло всё быстрее и быстрее: сначала мимо проносились облака, затем росла и надвигалась на меня громада Луны. Телом оставаясь на Земле, я… я уносился прочь – в миры – в мои миры. И, раз за разом всё тяжелее возвращался обратно. Обратный путь был скучен – пространство вокруг пустовало, и свет лишь одной звезды освещал дорогу в тот мир, что кто-то назначил нам Домом.

Я помню один их тех дней. Моя беда в том, что помнить – это снова начать жить с мгновения, запечатлённого в памяти…

…Фары дальнего света били белыми вспышками мне прямо в лицо, и необычно темный осенний вечер кутал меня в чёрный шёлк походного плаща. Времени не было: до города слишком далеко, – и не было выбора. Машина уже тормозила.

Память не сохранила лицо того водителя, что так неосмотрительно решился подбросить человека в чёрном до города. Помню, лобовое стекло машины было разбито и сетью трещинок напоминало огромного паука, сидящего в засаде. Начинался дождь, и методично работавшие дворники открыли мне путь на ту сторону.

Снова падение, снова полёт. Главное помнить: я еду к ней, к моей Морской.

…Она чувствовала каждый мой переход. В такие моменты её глаза стекленели, голова рефлекторно поднималась вверх, и где бы она ни была, небо открывалось над ней, чтобы отразить в её глазах меня, падающего в бесконечность. И не так важно – выпадал ли я в давно прошедший день или с этой планеты.

…Луна надвигается, пространство вокруг сужается: меркнут, а потом и вовсе гаснут звёзды, пустота обрастает серыми красками и глазницами кратеров. Мир сужается, пока в нём не остаются лишь двое – Я и Луна. Я прохожу сквозь неё. Где-то здесь точка встречи. Толща лунной породы и скрытые под ней лаборатории выпускают меня вновь на волю, в пространство, ещё не открытое людьми, но открытое как море – безбрежного космоса. Туда выпадаем мы: Я и Морская, рука об руку.

Не сейчас. Я вышел один. Рука сжимает пустоту.

Но путь не даёт мне повернуть назад.

И неважно, что тело – железо программы моей души – сейчас в незнакомом автомобиле, с незнакомым человеком. Неважно, что душа одна – на пару с одиночеством нас всё равно двое. И одиночество улыбается моей улыбкой.

Путь домой всё равно долог…

…секунда – кольца Сатурна уже далеко. Минута – в этот раз я падаю во время – Фаэтон проскальзывает мимо меня, собирая свою мозаичную плоть из тысячи астероидов пояса Агасферы. Ещё три мгновения – коллапс Фаэтона становится лишь откликом бушующих волн в центре его океана-ядра и той войны, что станет катализатором его катастрофы.

Но я не хочу быть здесь. Вперёд, вперёд – вернуться домой, в тот мир, что я считаю своим родным домом.

…далёкая звезда Чиар – почти Солнце. И так же, как Солнце, – она не вечна.

И вот я ступаю по Семице – третьей планете возле акоритовой звезды. Пустыня. Я опоздал. Слишком долгое путешествие. Слишком слаба моя фантазия: не в силах изменить выбранный путь и способ. Не в силах повернуть время обратно – вперёд. К жизни.

Семице пуста. Она стремится к изначалью – океаны ещё не сгустились из витающих в атмосфере молекул воды. Растения – они были здесь, когда я, наверное, пролетал Мезиду – ровно на полпути к дому. Люди? Нет. Иллидийцы! Они в далёком будущем, в развитии, в преображении и смерти моего дома, колыбели, породившей их.