Андреа Рэй - Взрыв. Прошлое. Настоящее. Будущее.

Я молча отмечаю, что все же была права.

– Кажется, вы не очень-то хотите, чтобы я осталась. – замечаю я.

– Правильно кажется. Но здесь даже я не смогла переубедить Альберта, – она вздыхает. – он уверен, что ты можешь помочь нам справиться если не со всеми нашими проблемами, то с большей частью.

– А с какой стати я должна решать ваши проблемы? Мне и своих хватает.

– Потому что взамен мы можем решить твои. Ты, кажется, беспокоилась о своем брате. Можешь привезти его сюда, я обеспечу его защиту. – предлагает она.

– Да, я видела. – усмехаюсь я.

– Ты думаешь, что пара часов дала тебе полное представление о том, что здесь происходит? Посмею тебя разочаровать, все не так.

Элис выдыхает, потом слегка морщится и произносит:

– Мой остров не просто невидим, Изабель. Я постоянно перемещаю его по океану, что позволяет нам уходить от опасности, а эта… ошибка вышла из-за того, что мы стояли на месте, позволяя Райану вернуться вместе с тобой.

Что ж, должна признать, умно.

– И вы обещаете защитить Джона, если я соглашусь? – интересуюсь я. – Как я должна понять, что вообще могу вам верить?

– Никак. Но можешь мне поверить, к твоему брату я неприязни не питаю.

– Это ведь наверняка опасно. Что если меня убьют?

– Твой брат останется здесь и после твоей смерти, если ты до этого нас не предашь. В таком случае мы его, конечно, не убьем. Просто вышлем обратно.

– Звучит честно. – заключаю я. – Я думаю, что приму ваше предложение, я бы даже извинилась за то, что это вам не по душе, но меня это, честно говоря, не волнует. Сейчас каждый думает о себе.

– Конечно, так и есть в твоем мире. Но здесь мы беспокоимся и друг о друге, так что, если ты попытаешься навредить тому, кто дорог мне, тебе придется за это заплатить.

– Не сомневаюсь и могу сказать то же о себе. – с улыбкой возвращаю угрозу я.

– Тогда, я думаю, мы все уладили. Можешь привезти своего брата, когда посчитаешь нужным. Попроси любого пилота отвезти тебя, я дам соответствующие распоряжения.

– Хорошо. – киваю я. – Но есть еще кое-что. Если я остаюсь с вами, это не значит, что я могу, как и вы, похоронить живых людей.

– Это что, ультиматум? – вздергивает брови Элис.

– Можете назвать это как угодно, но, по-моему, вы сами сказали, что здесь люди заботятся друг о друге. – пожимаю плечами я.

– Справедливо. Значит, ты еще и не бессердечна, тоже хорошо. Что ж, я сообщу Итону, чтобы он приготовился.

Я киваю, и Элис уходит, а я решаю, что пока здесь будут идти приготовления, я успею забрать Джона.

Я знаю, что лететь нам не больше часа, но все равно кошусь в окно, ожидая нападения. Мы покрыли уже половину пути, и я, в надежде, что смогу хоть как-то успокоиться, снимаю с шеи медальон, глажу пальцами черное золото, говорят, оно и раньше было очень редким, а сейчас его и вовсе перестали добывать, и в сотый раз перечитываю гравировку: «Самое странное в мире – время». Этот медальон мама подарила мне на девятый день рождения, и, по сути, этот медальон – чуть ли не все, что у меня от нее осталось. Она сказала, что он будет мне напоминанием и защитой, а я до сих пор не могу понять, что она имела в виду.

Я так и не узнала, каким даром обладала моя мама. Помню только, однажды я не могла заснуть и хотела спуститься вниз, чтобы попросить чашку горячего шоколада, но застыла на лестнице, услышав мамин плач.

Папа спрашивал ее, что не так, а она только плакала и повторяла: «Она стала такая красивая», потом мама успокоилась и потребовала, чтобы папа заставил дядю Гордона пообещать, что он не бросит нас, когда их не станет. Папа, судя по голосу, был в замешательстве, но согласился. Через полторы недели, в мой день рождения, мама подарила мне медальон, словно зная, что случится потом, а через два с половиной месяца их не стало.

– Мы на месте.

От тихого голоса пилота я вздрагиваю, и отмечаю, что гул хауберда стал тише, значит, мы и правда уже на земле. Я поднимаюсь на ноги и выхожу из хауберда, не отрывая взгляда от небольшого кирпичного двухэтажного дома, а сердце мучительно сжимается в груди. С этим местом не связано почти ни одного счастливого воспоминания. Только тетя Анабель.

Поднявшись по ступеням знакомого крыльца, я глубоко вздыхаю, перед тем как постучать, затем слышу дядин голос и его шаркающие шаги, усиливающиеся с каждой секундой. Описать его лицо, когда он видит меня, стоящую у него на пороге, невозможно, и, хотя он просто молчит и смотрит на меня, приходится сделать хорошую мину при плохой игре и притвориться, что я не пропадала неизвестно где шесть лет.

– Привет, дядя. Давно не виделись.

Дядя продолжает смотреть на меня так, словно видит приведение, а потом выдает, подтверждая мое предположение:

– Я думал, ты мертва.

Кто бы сомневался, вот только не думал, а надеялся. Не дожидаясь приглашения и прекрасно зная, что я его не получу, я прохожу в дом мимо него, и тут же, из прихожей, зову Джона. Мой младший брат слегка ошарашено выходит из комнаты и обнимает меня.

– Изабель, ты… здесь?

Судя по взгляду, он вспомнил тот день, когда я со скандалом ушла отсюда, поклявшись, что никогда не переступлю порог этого дома снова. Подняв руку, я треплю волосы Джона, черные, как у меня и с грустью отмечаю, что он вырос и еще больше стал похож на маму.

Чуть наклонившись, я тихо шепчу:

– Я тебя забираю, иди, собирай вещи.

Затем с неохотой поворачиваюсь к застывшему в дверях дяде, успев заметить, как лицо Джона озарилось счастливой улыбкой. Стоит ему уйти, как дядя скрещивает на груди руки и произносит:

– Я его тебе не отдам, не позволю забрать.

– А я и не спрашиваю разрешения. – может, не зря он меня ненавидит? Впрочем, его чувства взаимны. – Он мой брат и я – та, кто должен о нем заботиться.

Я говорю это спокойным, уверенным тоном, а дядя багровеет от ярости.

– Я сказал, он никуда не пойдет!

– Сейчас гораздо важнее, что говорю я, – лениво поигрывая в воздухе пальцами, произношу я.

– Изабель, пожалуйста, не делай этого.

От его искренности я теряюсь и не знаю, что сказать, но, поборов удивление, произношу:

– Я обещала ему, что заберу его, как только смогу и собираюсь сдержать слово.

– Но он все, что у меня осталось. – жалобно говорит дядя Гордон.

– У меня тоже, – напоминаю я. – ты должен отпустить нас.

– Я не могу! Как ты не понимаешь?

– Он жил с тобой десять лет. – напоминаю я. – Теперь моя очередь.

– Ты хоть понимаешь, что через десять лет я могу быть мертв? – раздраженно интересуется дядя.

– Как и я. – жестко произношу я, – К тому же, я не собираюсь дожидаться твоей смерти или ускорять ее, я забираю его сейчас. – и, горько усмехнувшись, продолжаю. – А через десять лет ему не будем нужны ни я, ни ты.

– Изабель, я готов. – раздается голос за моей спиной. – А мы надолго уезжаем?