И. Сотников - Гендерные войны. Один из эпизодов

Но вот звук прохождения воды по трубам, вызванный смывом бачка сверху соседом, который сегодня не столь усерден в своем сидении в туалете, заставляет очнуться от дремы Алекса, который между тем и не заметил своего перерывного состояния. Приоткрыв глаз, уставился на только ему видимое изображение на внутренней стенке двери туалета. А ведь это не единичный случай, когда какой-то дефект в облицовке двери, либо же просто ваша бурная фантазия, собравшая воедино некоторые особенные сочетания красок, представилась вам какой-то человеческой физиономией, с коей вы при более близком знакомстве начнете вести откровенный диалог. Так и Алекс. Когда-то приметив на этом красочном сгустке двери что-то отдаленно похожее на лицо, принял его в свои товарищи и в минуты своего думного единения делился с ним мыслями, а иногда, «в состоянии не стояния», даже советуется по поводу дальнейший действий по отношению к той лапочки.

Но сегодня Алекс был не в состоянии вопрошать и только тупо упирался взглядом в своего дверного визави. Правда, те из вас, кто не обладает достаточным воображением и испытывает дефицит общения, для того чтобы не оставаться в одиночестве, даже в этом месте, вспомнив годы студенческие, частенько используют уже готовые плакатные заготовки, на которых изображены те, кто по вашему мнению достоин вести с вами уединенные беседы.

Так, очень часто, можно заметить, что с этих дверей на вас грустным взглядом взирает Олег Митяев, который своей «нетленкой», даже в самые трудные минуты готов поддержать. Его чуть грустный напев «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» – сначала заставляет вас оглянуться по сторонам, дабы понять, кого он еще имеет в виду, но затем, в очередной раз, поняв этот подкол Олега, вы не станете на него обижаться и, пожалуй, даже подпоете вместе с ним эту песню, держа при этом в памяти все «не наточенные ножи».

В другом же случае, в зависимости от ваших предпочтений, на плакате может быть изображен какой-нибудь суровый киногерой, типа Шварценеггера, который всем своим видом будет следить за вами и пугающе напоминать о вашей ответственности перед другими посетителями этого места.

– Чё, уставился? – в свою очередь не молчит этот дверной портрет.

– Да помолчи ты. Не до тебя мне, – нервно моргает в ответ Алекс.

– Да в чем проблема то? – в улыбке оскалился этот мутный тип, который, надо заметить, все о тебе хочет знать, когда о себе даже и полслова не скажет.

– Да, с утра чертовщина какая-то все мучает, – пробормотал Алекс в ответ этому типу, который вместо того чтобы посочувствовать, только все ухмыляется.

– А когда она, с похмела не мучала? – лыбится этот мутный тип (явно знаток всякого похмелья).

– Да, это понятно, только сегодня все было слишком реально, – следует ответ Алекса.

– Ты это, о чем? – заинтересованно сгустились краски вокруг этого типа.

– Не знаю, как это объяснить, но я и Офелия сегодня были единым целым. Слишком единым и слишком целым… – несколько скомкано высказался Алекс.

– Ну, и что с того? Всё, что она сказала, было предсказуемо, – хмыкает этот Фома неверующий.

– Знаю, только… – Алекс не успел договорить, как звонок телефона перебил его далеко идущую мысль, о которой пришлось забыть, так как возникшая с этим звонком реальность, требовала от него определенных мыслительных решений. Правда, как и всегда, рефлексы вновь опередили заторможенные мозговые рецепторы Алекса, для начала заставив нервно дернуться от резкого звука, а затем, вместо утреннего обтирания, покрыться холодным потом.

– Блин, стоит только подумать, как она тут, как тут – приподымаясь с места и натягивая штаны, Алекс сформулировал одну из аксиом, на которой зиждился закон людского притяжения.

– Значит, помнит и волнуется – умело вставил очевидность мутный тип с туалетной двери.

Алекс же, пока брел на звук сигнала телефона, пытался сообразить, что ответить на неизбежно появившиеся к нему у Офелии вопросы. Разумеется, Алекс предполагал суть задаваемых вопросов, и, как любой студент в подобной ситуации, был бы рад знать о чем его спросят на экзамене, на что можно было бы заблаговременно подготовиться, и в результате с успехом сдать экзамен. Но, как показывает немалая практика, в подобных блиц-опросах мало знать сами вопросы, здесь, как оказывается, необходимо, так сказать, определительная доверительность. Которая, с одной стороны, помогает обойти острые углы незнаний точных ответов на поставленные вопросы, с другой – ставит ответчика перед дилеммой, в которой на одной чаше весов стоит вральное благополучие, с другой – грядущий скандал, который неизвестно куда может привести.

– Да иду я! – огрызается Алекс на утреннюю телефонную настойчивость не спящего по выходным абонента.

– Ну и где? – обводя взглядом свою комнату в поисках голосящего смартфона, с напускным безразличием произнес Алекс. Уловив, что звуки идут из повешенного на спинку стула пиджака, приблизился к нему, и в который раз выдохнув, засунул руку в карман поскорей достать источник утренних расстройств – телефон.

Но стоило Алексу прикоснуться к телефону, как через него, словно разряд, прошла вся предполагаемая цепочка действий Офелии в виде визуального ряда.

Насупившийся носик Офелии с тем же очаровательным, но тревожным взглядом, который смотрит на тебя прямо с экрана телефона.

«Ты где пропал?» – ее первые слова в телефон. Тень неизвестности Офелии теряется перед искорками определенности. «Ладно, не оправдывайся. Главное, что ответил», – глаза Офелии скорее светлы, чем хмуры. «Приеду, расскажешь», – Офелия смеется. «Люблю», – на прощание протяжен ее голос, выключающий телефон. На этом картинка заканчивается, после чего Алекс, что – то там соображая, с тупым видом своим взглядом упирается в телефон, видимо пытаясь понять, а что собственно сейчас такое было, и не найдя на это ответ, решает ответить на этот телефонный вызов.

«Ты где пропал?» – первое, что слышит в трубке телефона Алекс, по телу которого в тот же миг пробегает холодная волна, заставившая Алекса присесть на кресле. Ну, а дальше, как по писанному, или, вернее сказать – как по увиденному Алексом – следует диалог с Офелией, который дословно уже известен Алексу, которому только и остается, что вставлять заготовленные кем-то слова.

«Я тебя тоже» – на этой минорной ноте заканчивает свой разговор с Офелией Алекс и с видимым им в отражении зеркальной поверхности телефона недоумением, продолжает обозревать свое изображение.

«Нет, я конечно все понимаю. И то, что мне скажет Офелия, вполне было можно предположить. Но вот так, откровенно, с элементами экстрасенсорики, класть меня на лопатки. Такого еще никто не пробовал проделывать» – вглядываясь в свои, красные от событийного воспаления глаза, Алекс попытался поддеть того, кто пытается играть с ним в эти возмутительные для его нервного спокойствия, игры.