Алексей Козлов - Джунгли Блефуску. Том 3. Исход

– Не знаю! Веселились наверно!

– Вот и плохо, что не знаешь!

– Но…

– Опять какие-то но? Никаких но!

– Но постройки устарели, и пришлось делать всё заново!

– Заново?

– С нуля!

– Слышали! Разграбили, устарело, делаем всё сызнова! Разграбили, устарело – сызнова! И так семьсот семьдесят раз! Как в Пиплии!

– Строительство велось по графику и завод был пущен в срок в 1957 году.

– Хорошие у них графики!

– Планы партии – планы народа! Сто лет нам капля никотина!

– Оборудование на заводе было установлено фирмы «Зингерхаузен»! уже хорошо!

– Очечественной, надо говорить! Очечественной! Что может быть отечественне фирмы «Зингерхаузен»!?

– Тут всё отечественное, от войн до молотков! Форд тоже наш земляк!

– Турбины были поставлены из Швеции!

– Швеция, если мне память не изменяет, тоже часть нашей страны? Мы у Карла её отхватили! В 1954 году директором завода был Валет Е. Финита ля комедия!

– Всё?

– Всё!

– Оптимистично нах! У меня руки зачесались, на предмет, не построить ли мне тоже мыловаренный заводик в Мценской губернии? Марье Петровне на радость!

– Погодь пока! Не гомони!

– Слушай, не кажется тебе, что мы что-то поносим или критикуем?

– А почему тебя это задевает?

– Бак, – говорю, а ты блевал когда-нибудь за границей?

– А почему ты спрашиваешь?

– Да так, интересно знать! Просто так!

– А ты?

– А я блевал!

– Ну и как же это было?

– Это случилось в Исруле, государстве на Ближнем Востоке, где как ты знаешь, причудливы и законы и даже рассовый состав населения. Жаркую погоду я переношу с трудом, не то, что некоторые, и когда на улице за тридцать всегда беру два пакета холодного молока. В этом я подобен Фишеру, хоть и обделён шахматными талантами в такой степени, как он! Он, как ты знаешь, страшно любил молоко и в такой же степени терпеть не мог Исруль! А шахматы у него были где-то посередине между молоком и Исрулем! Ни то, ни сё, короче! И вот в этом самом Исруле, чтоб он сдох поскорей, в двенадцать часов дня или около того, когда солнце стоит прямо над головой, как гигантский раскалённый паяльник, изнемогая от жары, я зашёл в местный супермаркет и по сложившейся традиции купил две бутылки молока. На углу я жадно раскупорил одну из них и глотнул из неё два огромных глотка. Я ожидал испытать неземное удовольствие и не рассчитывал на адские муки! И меня сразу же вырвало на святую Исрульскую землю – никогда не думал, что молоко может иметь столь омерзительный вкус – вкус какой-то мерзкой блевотины! Вторую бутылку я разбил тут же, от злости! Оказалось, что они пьют эту мерзость, привыкли к ней и с чистой совестью называют её «молоком»! Делается это пойло наверняка по Армериканской технологии! Наверно, это порошковое молоко! Норвежское сусло! Вот так я блевал за границей! А они пьют это и наверное облизываются от удовольствия! Думаю, они бы съели и то, что я тогда наблевал! Ибо в блевне есть недолго живущее послевкусие и шарм!

– Ну ты! Жертва апокалипсиса! Я за границей, честно говоря, не был, а блевать тоже умею! У нас блевать лучше, чем за границей! Тут тоже много всяких напитков, да и еды, от которых можно сблевать. И есть много чего мерзкого, на что можно наблевать, герб, флаг, правительство! И вообще много чего есть противного! Есть блюстители, герб и флаг! Есть разные институты государства – клубок лжецов и проходимцев! На них тоже грех не наблевать! Пиявки! Сюда же присосались всякие проходимцы под именем священнослужителей! Бегают профсоюзные мокрушки! Меня от них просто выворачивает! От их вида блевануть можно точно! Много есть здесь такого, что не делает жизнь человека лучше! Сам не знаю, почему! А может быть, ты там купил кошерное молоко какое-нибудь особенное! Для голубых, например, или для наркоманов! Для голубых молоко в голубом конверте, а для наркоманов – в радужном с коровой в форме шприца! Голубой негр педофил обязан покупать молоко в особом жёлтом пакете.

– Ты имеешь в виду, что его надоили у попов?

– Ну да, типа!

– Картина! На переднем плане сочный луг с бурёнками, как на коробке с конфетами, чуть поодаль монастырь с торчащими во все стороны куполами, а на самом виду поп на карачках с голой волосатой грудью сцеживает молоко…

– Нет не надо, а то сблюю!

– Ну и хорошо бы! Он ведь цедит молоко для господа! Спасает страждущих…

– От голода или от жажды?

– От всего сущего!

– Сблюю!

– Класс! Не подумал над этим! Ведь если осветить любую блевню и назвать её «Блевнёй Господа», многие сочтут это божественным нектаром!

– Ну, я не сочту, как и ты! Наблюю тебе на грудь!

– Мы исключение! Большинство – это бараны! И их будут стричь!

– Хорошо бы!

– Случай у меня был, в одной компании, где собрались разные шахматисты я так же вот как сейчас прикалывался и шутил с одним чуваком, которому потом жена рога сделала, а потом к нам подошёл третий чувак, которого я едва знал, и стал слушать. Был он седой, как лунь! Седой интеллигент, как услышал, как я родину поношу, то есть говорю правду, сразу в ступор впал от такой крамолы.

– Как же ты можешь так всё у нас поносить? – спрашивает, подъяв брови к небу, – Не всё же так плохо! Везде в мире сбережения крадут, везде дороги скверные, везде взятки и враньё!

– Неужто, везде? – говорю, – а мне казалось, только здесь! В Блефуску! Или на Соломоновых островах!

– Нет, – говорит, – И насчёт того, что наши танки некрепкие, как ты говоришь, ты тоже неправ! Очень неправ! У нас луччие танки в мире и это всё раз и навсегда признано международным судом! Тэ какой-то Бэ или Дэ он называл, уж не упомню! А о том, что наших танков одни Лемцы пятьдесят тысяч штук спалили вместе с танкистами – молчок! Танк классный! Садись – и воюй на здоровье!

Я говорю: «Не, не согласен! Не! Ты садись!»

И тут он вообще зашёлся как великий инквизитор, или великий куомпозитор, или великий комбинатор! Головой замотал, как конь, ногами затопал! Я даже испугался, не начнёт ли он биться головой в землю и слюни ядовитые испускать! У нас в крае был один святой, который почтальона цепами разможжил, а когда его спросили, зачем он это сделал, он только плечами пожал! У нас как интеллигента не удовлетворить, не по его задуме сделать, чтобы по его было было, короче, он такой припадок может устроить, что любая психушка от криков развалится!

– Что же ты и вправду так родину-то поносишь, религию нашу святую с землёй ровняешь? – наконец говорит.

Я говорю: «Не, не согласен! Нет! Так не пойдёт!»

Короче, товариш стал педалировать тему, но педалировал так, что норовил всё сам сказать, а мне ничего не дать сказать. Когда я говорил, он всё руку тянул, будто защищаясь от моих слов! Козлина! Интеллигента сразу видно по кадыку и этому блудливому говору невесть о чём! Он скакал как блоха, и тезисы все у него были незрелые, гнилые, апрельские какие-то тезисы! И по тому, как он говорил, было видно, что в детском возрасте, когда он был ещё крайне сир и незрел, ему дали читать эту гадость ленинскую – «Эмпириокритицизм и Лялечкин Синопсис», от которой у многих в округе голову посносило, такая это талмудически-сильная вещь! Там и про дядю Тома, и про лампочку, и про элекричество пишется; и манихейство там почём зря приплетено, и многое другое наверчено почём зря, в общем, у тех, кто в эту великую книгу хоть на минуту заглядывал, голова всегда ходила ходуном и мысли кругом, и девушки потом от таких всегда отворачивались и уходили к более спокойным типам. И по тому, как он затыкает чужие пасти, когда кто поперёк говорит, это видно! Ненавижу я это всё! Ненавижу! Все эти интеллигенты, только всё пошатнулось, сразу выскочили из коммунистической партии и дунули в церкву пол лбом сандалить! Это ведь нолрмально – сегодня быть коммунистом, завтра – попом, а послезавтра – вообще разбойником с большой дороги!