Александр Сиваков - День восьмой. Том первый

«Молодец, не разбудила», – успокоилась Ирина.

– Соколова!

Она была настолько занята своими мыслями, что не сразу поняла, что зовут её. Застигнутая врасплох, девочка большими испуганными глазами воззрилась на воспитательницу.

– Соколова, почему постель неаккуратно заправлена?

Про кровать Ирина совсем забыла. Если бы она умела говорить, то, конечно, сказала бы, что сегодня проспала, что хотела заправить постель чуть попозже, после завтрака; но вместо этого быстро-быстро закивала и села на своё место. Ольга Дмитриевна знала, что ответит её воспитанница, поэтому уже давно смотрела в сторону, занявшись своими делами.

Ирина опустила глаза в стол. И как только Ольга Дмитриевна всё замечает? Вот ведь и вправду, не человек, а робот какой-то!

Ольга Дмитриевна сидела за своим столом и о чём-то напряжённо размышляла. Ирина старалась на неё не смотреть: она точно знала, что воспитательница сочиняет речь для Андрея Васильевича, чтобы тот посильнее отругал Людмилу Ивановну.

Неожиданно воспитательница встала. Одёрнув свою кофту, женщина подняла руки над головой и несколько раз хлопнула в ладоши. Это был её обычный способ привлечь к себе внимание перед каким-нибудь объявлением.

Дети притихли. Ирина запаниковала. Она не был готова, что всё произойдёт настолько быстро. Неужели будут поздравлять прямо сейчас?!

Где-то в области солнечного сплетения привычно возник неприятный холодный комочек страха.

Ирине очень не нравилось общее внимание. Например, в школе, даже если она очень хорошо знала урок и её вызывали к доске, девочка вспыхивала, руки её начинали мелко дрожать, а когда она поворачивалась к доске, то, чувствуя спиной взгляды одноклассников, забывала всё, что только можно было забыть, даже саму тему урока.

Сейчас, только при одной мысли, что воспитательница будет при всех говорить ей всякие приятные слова, Ирина чувствовала, что лицо её начинает гореть.

– Ребята! – Ольга Дмитриевна бросила взгляд на будильник, стоящий перед ней на столе. – Ребята! Через сорок минут мы пойдём на Причастие, подготовьтесь, пожалуйста, к исповеди.

И тут Ирина вспомнила, что сегодня воскресение, а в воскресение Ольга Дмитриевна всегда куда-нибудь водила ребят. И было не понятно, чего Ирина так испугалась: ведь поздравляли всегда на обеде, а не на завтраке.

Девочка с облегчением перевела дыхание. Хоть что-то за сегодняшний день сложилось удачно. Она поставила кружку в пустую тарелку, хотела встать, оглянулась по сторонам и осталась сидеть; пустую посуду пока ещё никто не пошёл относить, а быть первой она не хотела. Зачем лишний раз высовываться?

Мысли потекли ровно и спокойно.

Хорошо, что они сегодня в церковь идут. Это лучше, чем какой-нибудь музей или выставка. Ирина никогда не понимала, как кому-то может нравиться смотреть на картинки. Рисовать – это другое дело. А смотреть на чужие было как-то скучно. И даже, наверное, глупо»

В церкви был батюшка. Каждая встреча с ним становилась для девочки небольшим праздником.

Ирина помнила, как, впервые войдя в храм, ей было лет шесть, чуть не бросилась обратно, настолько была испугана тишиной и большеглазыми тёмными ликами икон, которые смотрели на неё со всех сторон.

У Ирины об этом первом посещении осталось ещё одно воспоминание – ряды подсвечников из жёлтого металла (она была уверена, что это золото) и горящие на подсвечниках свечки, распространяющие вокруг себя очень уютный и домашний запах горящего воска. Иногда свечки потрескивали и плавились. Некоторые от сильного жара, если вокруг горели другие свечки, размякали и чуть отклонялись в сторону, тогда две свечки горели вместе и догорали очень быстро, а, догорев, ярко вспыхивали на несколько секунд и гасли, выпуская из себя тоненькую струю сизоватого дыма.

Всё то время, что Ольга Дмитриевна разговаривала с батюшкой, крепким седобородым стариком в странной жёлтой накидке на плечах, Ирина смотрела на подсвечники и на свечи. И ещё она обратила внимание на священника. Девочка видела его только со спины, он напомнил ей какого-то доброго сказочного чародея. Через несколько минут Ирина осмелела, перестала вместе с другими ребятами жаться к стене и прятаться за подсвечниками, и принялась бродить по храму, тихой неслышной тенью скользя между стоящих людей и с боязливым интересом озираясь по сторонам. Её никто не замечал.

Тогда она впервые увидела икону, которая ей очень понравилась. Понравилась настолько, что, каждый раз, заходя в храм, она шла прежде всего к ней и большую часть времени, которое была в церкви, стояла именно около неё.

На иконе были изображены женщина и младенец. Женщина держала ребёнка на руках и смотрела на него, он тянул руки к ней. Казалось, они всем своим существом стремились друг к другу.

Только позже Ирина узнала, что мальчик – это сам Бог, а женщина – Его мама. На иконе было ещё что-то написано мелкими полупонятными буквами. Тогда Ирина только научилась читать. Она напрягла зрение и с трудом, по складам, прочитала:

– Вла-ди-мир-с-ка-я.

Тогда, в первый раз, она простояла перед иконой очень долго. Потом, уже после Причастия, которое ей совсем не запомнилось, будто ничего и не было, наспех прошла по храму, но ей больше ничего так сильно не понравилось. В памяти остались обрывки впечатлений: какие-то непонятные человеческие фигуры, пугающе тёмные большеглазые, по-аскетически худощавые лики святых. Было даже несколько икон, где тоже были изображены Богородица с младенцем, но все эти иконы были какие-то не такие, как первая.

Потом было многое, но это множество впечатлений, связанных с посещениями церкви, не заслоняли того, что было в первый раз, и как только Ирина заходила в храм, она сразу шла к знакомой иконе.

Иногда думалось, что если бы у неё была мама, то она села бы к ней на колени, обняла бы её так же, как мальчик на иконе обнимает свою маму – и тогда, кажется, счастливее Ирины не было бы никого на свете!

Впрочем, среди детдомовцев желание иметь родителей считалось признаком слабости, поэтому никто никогда не признавался, что хочет жить в семье. Но Ирина была уверена, что ребята притворялись друг перед другом, говоря, что проживут и в детдоме и не хотят, чтобы кто-то ими командовал…

Все зашумели, сдавая тарелки. Грязную посуду носили на первый этаж по очереди. Сегодня «повезло» Серёже Кравцову. Он пытался уместить все тарелки, ложки и кружки на двух подносах. Проще было бы, конечно, уместить всё на трёх, но тогда бегать вниз придётся три раза, а так – только два. Тем более, если кто-нибудь поможет.

«Маша, конечно, кто же ещё. – решила Ирина. – Они всегда друг другу помогают. А что, если, – девочка даже остановилась от этой неожиданной мысли, – а что, если я ему помогу? Он ведь не будет злиться. Хотя, нет. Машка обидится. Она и так в последнее время какая-то дёрганная, а тут ещё я… Тем более, к исповеди приготовиться надо. А осталось всего, – Ирина вгляделась в циферблат стоящего на преподавательском столе будильника, – полчаса»