Александр Сиваков - День восьмой. Том второй

Ирина потрогала руками свою постель. Почувствовав, что всё в порядке, она улеглась прямо в одежде и прямо на покрывало: и то, и другое было настрого запрещено. Специально, чтобы позлить хоть кого-нибудь, она даже не сняла туфли.

«Пусть попробуют что-нибудь мне сказать! – Подумала она. – Пусть хоть кто-нибудь подойдёт и хоть словечко скажет! Или пусть даже все здесь соберутся. А я буду их слушать и хохотать. Да – хохотать! Теперь мне уже всё равно, что они будут говорить. Пусть даже сама Ольга Дмитриевна сюда подойдёт!»

Ирина так возбудилась, что у неё начался озноб: её стало бросать то в жар, то в холод. Снова невыносимо больно закололо в левой половинке груди.

«Пусть хоть кто-нибудь сюда подойдёт! Я им всем покажу!…»

Незаметно для себя она забылась тяжёлым сном.

Ирина проснулась от того, что кто-то теребил её за плечо. Девочка с усилием открыла глаза. Перед ней стояла Ольга Дмитриевна.

– Соколова, ты почему одетая? И в сандалиях? А ну раздевайся!

Она не повысила голос, просто приказала, обычным ровным голосом, как это делала всегда. У Ирины вздулись желваки.

– Не буду! – Едва слышно сказала она. – И ничего вы мне больше не сделаете!

Ольга Дмитриевна отшатнулась.

– Что? – Пролепетала она.

– Я не буду раздеваться! – Со сна голос Ирины был сиплым. Она пару раз кашлянула, и уже более твёрдо повторила. – И ничего вы мне теперь не сделаете!

Она отвернулась к стене и настороженно замерла, потому что чувствовала, что Ольга Дмитриевна стоит рядом и никуда не уходит.

– Соколова, я тебе сейчас…, – голос воспитательницы дрожал.

И тут Ирину прорвало. Она села на кровати, ровная и напряжённая, словно струнка, и медленно заговорила, глядя прямо в глаза женщине.

– Что – «Вы мне»? В угол поставите? На следующее воскресение в музей не возьмёте? Или заставите перед обедом тарелочки расставлять? Вы мне больше ничего не сделаете, как бы не злились. – Губы Ирины исказила кривая усмешка. – Думаете, никто из ребят не понимает, что вы их ненавидите? И их, и детский дом, и всю свою работу? Они все это понимают – и вас тоже ненавидят. Завтрак, обед, ужин, тихий час – каждый день… Представляю, как вам весело в таком месте работать. – Она хотела засмеяться, но издала звук, похожий на всхлипывание. – Поня-ятно, почему вы ребят так не любите. Сегодня мы с Викой отсюда уедем, и уже сегодня вечером у нас всё будет совсем по-другому. И ещё много раз всё будет меняться, и начинаться что-то новое. И у всех, кто здесь живёт, точно так же. А у вас так и останется – завтрак, обед, ужин, прыщавый Кудинов, толстая Брайцева, гадкая Тихонина… Не они, так кто-то ещё, намного хуже… Столики, тарелки, зеркала, забитые унитазы, сломанные карандаши, порванные книжки… Вы, наверное, просто мечтали провести всю свою жизнь в таком месте? Вы до самой смерти будете тут работать – и никогда, ничего у вас не изменится. Вас как Зинаиду Фёдоровну отнесут на кладбище – и все тут же забудут, что вы были. Уже на следующий день ни один человек о вас никогда вспоминать не будет, ни один ребёнок!

Лицо Ольги Дмитриевны превратилось из обычного живого во что-то мёртвое, застывшее, напоминающее глиняную маску. Воспитательница повернулась и на подгибающихся ногах побрела к выходу. По пути она опрокинула табуретку и зацепила несколько кроватей, но даже не остановилась.

Когда она ушла, дверь в группу осталась приоткрытой, а через минуту в умывальнике зашумела вода.

Услышав это звук, Ирина очнулась от полубессознательного состояния, в котором пребывала последние несколько минут. Сейчас она едва бы смогла повторить всё, что говорила в последние несколько минут, словно эти слова кто-то вкладывал в её голову, а она просто открывала и закрывала рот.

Вода в умывальнике перестала шуметь. Вскоре с силой хлопнула закрываемая в спальню дверь и отсекла лишние звуки.

Ирина встала на ноги и не смогла удержаться, чтобы не одёрнуть простыню: некоторые привычки срабатывали совершенно автоматически. Кому теперь понадобится, чтобы кровать была заправлена аккуратно? Ольге Дмитриевне или кому-то из девчонок, кто будет эту кровать перестилать. И зачем им облегчать работу? А ещё интересно, кто теперь будет спать на этом месте?

Она тихо, на цыпочках, стала пробираться к тому месту, где стояла кровать Вики. Она вдруг поняла, что впервые в жизни ходит по спальне, когда остальные спят. Некоторые девчонки в тихий час бегали в туалет или просто баловались, шныряя туда-сюда, а Ирина послушно лежала в своей постели, ждала, когда закончится тихий час, и в конце концов засыпала. До сих пор девочка была уверена, что никто, кроме неё, днём не спит. Теперь, убедившись в противоположном, немного удивилась.

Девчонки спали, да ещё как! Разумихина, разложившая все свои вещи под кроватью, чтобы высохли, завернулась в одеяло, словно в кокон; даже во сне с её лица не сходило жалобное страдальческое выражение.

Брайцева храпела так, что даже одеяло над ней приподнималось. Странно, что от этого храпа не просыпались остальные девчонки.

Тихонина лежала в своей кровати на спине, тихо и неподвижно, словно принцесса в хрустальном гробу. Даже на её одеяле не было ни одной складочки. Ирина на какое-то мгновение залюбовалась идеальными чертами её лица, даже беленький платочек, который она не снимала даже на ночь, очень ей шёл, но потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, и пошла дальше. Если бы все красивые люди были добрыми, как бы просто было отличать хороших людей от плохих! Тихонина красивая, пока спит, а, стоит ей открыть глаза, бросить два-три высокомерных взгляда, процедить сквозь зубы пару фраз – и всё очарование тут же рушится.

Приближаясь к постели Вики, Ирина замедляла шаги. Ей вспоминалась прошлая ночь, и она боялась, что с Викой девчонки тоже решат сделать что-то подобное, не посмотрят на то, что она тут самая маленькая и самая беззащитная.

С Викой всё оказалось в порядке, только подушка её валялась под соседней кроватью, а на пододеяльнике темнел свежевыдранный клок материи.

«Зубами они его вырвали, что ли?» – Про себя подивилась Ирина.

Она сняла сандалии и нырнула к Вике под одеяло. Вика слабо дёрнулась во сне, но не проснулась. Ирина сжала маленькое тёплое тельце и зарылась лицом в пушистые, совсем невесомые волосы.

Осталось совсем чуточку час, ну, может быть, два – и они всегда будут вместе: гулять – вместе, в школу ходить – вместе, может быть даже за одной партой будут сидеть. Даже уроки будут учить за одним столом. А совсем было бы хорошо, если б тётя Лена разрешила спать им в одной кровати.

Ирина хотела подремать, но сон упорно не шёл к ней, в голову полезли совсем уж странные мысли. Что было бы, если бы Вики не было? Что, если бы её тогда, много лет назад, отправили в другой детский дом?