Ирина Ринц - Книга о прошлом

– А слушать нечего, – Аверин раздвинул губы в любезной улыбке. – Когда прочитаете, тогда и поговорим.

– Хорошо, – ошалел Радзинский. – Только где я его возьму?!

Николай снова отвёл взгляд. Он судорожно сцепил пальцы, хрустнув при этом суставами.

– У меня есть, – наконец, выдохнул он. – Только книга очень старая – от дедушки осталась…

– Мне ты можешь доверять, – слегка обиделся Радзинский. – Верну твою реликвию в целости и сохранности.

– Тогда подождите. – Аверин встал из-за стола и исчез за дверью. Через пару минут перед Радзинским лежал обёрнутый в пожелтевшую и протёршуюся на сгибах бумагу фолиант. – Вот. Читайте. – И помявшись немного, деликатно добавил, – А теперь я могу немного поработать? Ребёнок скоро проснётся…

– Намёк понял, – хмыкнул довольный Радзинский, забирая книгу.

Натягивая в прихожей куртку, он придирчиво оглядел Аверина с головы до ног.

– Не пропадай, аспирант. Звони. И насчёт перепечатки подумай. Я ведь серьёзно предлагаю. И если уж ты так стесняешься использовать чужой труд – приходи и печатай сам. У меня будить некого…

Взяв в руки Евангелие, Радзинский как-то сразу почувствовал, что читать эту книгу, дымя сигаретой, кощунственно. Именно так.

Приступая к чтению, он настолько сильно боялся, что книга не затронет в его душе никаких особо чувствительных струн, что готов был покривить душой, лишь бы не дать аспиранту ускользнуть. Он не остановился бы и перед тем, чтобы притвориться заинтересованным, дабы не упустить свой единственный шанс сблизиться с этим невероятным существом по имени Николай Аверин. К счастью и огромному облегчению Радзинского врать самому себе не пришлось. Ощущение, как растворяется в воздухе и бесследно исчезает так раздражавшая его глухая стена, о которой Радзинский говорил когда-то Олегу, посетило пытливого востоковеда практически сразу, едва он углубился в чтение. Вот – только что – был снаружи и изнывал от жгучего желания проникнуть сквозь преграду, а мгновение спустя – уже находился внутри и видел всё именно таким, как грезилось в мучительно долгие минуты томительного ожидания.

Радзинский очень живо ощущал себя евангельским персонажем. Он практически не сомневался в том, что нашёл своего Учителя. Вот так вот – две тысячи лет спустя, почувствовал на себе его взгляд и услышал: «Следуй за мной».

Восприятие текста было абсолютно некритичным. Как в моменты видения . Радзинский просто знал , что всё, написанное в Евангелии – правда. Ему не нужны были доказательства. Хотелось только ещё больше подробностей, продолжения, новых свидетельств от тех, кто причастен к этой реальности… Он даже уснул в обнимку с Евангелием – прилёг, чтобы дать глазам немного отдохнуть, с наслаждением вытянулся на покрывале и мгновенно отключился, прижимая книгу к груди.

Снилось что-то светлое, грандиозное, вдохновляющее. И рядом был Николай – взволнованный и счастливый. С пробуждением все подробности из памяти стёрлись, однако душа всё равно пела, как будто в раю побывал…

– Здравствуй, аспирант. Приезжай в гости, а? – Радзинский едва дотерпел до десяти часов. Внутреннее чутьё подсказывало ему, что звонить раньше ни к чему.

– Мне ребёнка не с кем оставить…

– Вместе с ребёнком приезжай.

Пауза.

– Хорошо…

Только увидев на пороге квартиры запыхавшегося аспиранта, одной рукой прижимающего к себе малышку, которая сосредоточенно тянула на себя его чёлку, а другой рукой вцепившегося в тяжёлую неповоротливую коляску, из которой с одной стороны свесилось одеяло, а с другой – уже знакомый плюшевый медведь, только тогда Радзинский сообразил, что упустил нечто важное.

– Коля… – страдальчески простонал он, с силой стукнув себя по лбу. – Ну, что ж ты не сказал! Я б за вами заехал…

Аверин искренне удивился:

– Зачем? Мне по дороге все помогали. И в метро, и в автобусе…

– Ещё и в автобусе?!.. – Радзинский почувствовал себя совсем гадко. – Проходи. – Он втащил в прихожую коляску, куда Аверин со вздохом облегчения сгрузил дочь. Та возмущённо взвизгнула и приготовилась заплакать, но Радзинский поспешно сунул ей в руки свои золотые наручные часы, которые так кстати валялись на полочке рядом с зеркалом.

– Дядя, – переведя с Радзинского на отца пытливый взгляд, констатировал смышлёный ребёнок.

– Да. Дядя Кеша. Он вчера приходил к нам в гости… – Аверин скинул на руки Радзинского своё пальто и принялся расшнуровывать ботинки.

– Тиси. – Девочка подняла свою новую игрушку повыше.

– Правильно – часы. Тик-так, тик-так… – серьёзно подтвердил Николай, стаскивая обувь. – Нам надо умыться. – Он выжидательно глянул на хозяина квартиры.

– Сначала тапки. – Радзинский кинул выразительный взгляд на ноги аспиранта. – Или опять носки принести?

Николай замер удивлённо, но через секунду понимающе рассмеялся:

– Давайте носки…

– Надо будет завести тапочки твоего размера… – Пока Николай возился с толстыми шерстяными носками, Радзинский перевернул его ботинок, чтобы узнать размер обуви миниатюрного аспиранта. – Тридцать восьмой? – изумился он. – Я в начальной школе такие носил…

– Это не повод для гордости, – ехидно заметил на это Аверин.

Радзинский одобрительно расхохотался…

– Вы прочитали, как я понимаю? – аккуратно поинтересовался Николай, рассеянно наблюдая, как сидящая у него на коленях Катюша слюнявит зефир и всё больше размазывает сладкую белую массу по своей довольной мордочке – её пальчики сразу стали невозможно липкими, также как и розовые щёчки – до самых ушей. – Мне показали, что Вы почти всё прочли – закладка лежала в самом конце, – негромко добавил он.

– Верно. – Радзинский пристально посмотрел в яркие, сверкающие сталью аверинские глаза. – Я Апокалипсис не осилил…

– Теперь Вы поняли, о чём я говорил?

– Кажется, понял, – с готовностью закивал Радзинский. – Но у меня куча вопросов…

– Почему вы не зададите их своему Учителю? – сразу перебил его Николай.

Радзинский изумлённо распахнул глаза.

– Учителю?

– Да. – Аверин кинул быстрый взгляд за его плечо. – Он стоит сейчас у Вас за спиной. Человек с Востока. У него иранские или персидские корни. Красивый. – Сдержанно отметил он. – Волосы с проседью. Около пятидесяти лет. Он говорит, что его зовут… Эль… Эльман? – Николай, напряжённо прислушался. – Нет – Эльгиз…

Радзинский, потеряв от подобного откровения дар речи, бессильно откинулся на спинку стула. Он испытывал острое желание закурить, но при ребёнке не мог себе этого позволить.

– Почему ты решил, что Эльгиз мой Учитель? – сухо откликнулся он после некоторой паузы. На душе было гадкое чувство, что коварный кавказец зачем-то дурачит мальчишку. Бессилие и тревога за судьбу беззащитного, доверчивого – пусть только на вид – Николая смешались в крепкий коктейль, который здорово шибал в голову – Эльгиза хотелось растерзать за его штучки.