Ирина Ринц - Книга о прошлом

– Вы не такой как все, – неожиданно выдал он, поднимая голову и смело встречаясь глазами с обалдевшим от подобного отзыва Радзинским, который поинтересовался осторожно:

– Что ты имеешь в виду?

Николай ожёг собеседника пытливым взглядом и честно постарался объяснить:

– Мне периодически попадаются по жизни люди с определёнными способностями – ну, Вы понимаете… – Аверин вздохнул и снова потупился, так что Радзинскому оставалось только разглядывать его светлую чёлку, мягкой волной ниспадающую на лоб. – Но… можно владеть гипнозом, какими-то техниками, позволяющими лечить, переживать невероятные состояния, или спать на гвоздях, уметь останавливать сердцебиение, закусывать стаканами и при этом быть… плохим человеком. Или несознательным. Не иметь в себе Любви. Быть неспособным воспринимать духовное знание. Короче, магов и йогов – много, а людей мало-мальски высокого духовного уровня среди них – единицы.

– С ума сойти! – простодушно воскликнул Радзинский. – Ты озвучиваешь мои мысли!

– Я знаю, – усмехнулся Аверин, бросая на него быстрый взгляд и снова опуская глаза. – В общем… не хочется ошибиться… – Николай окончательно сник и даже вилку тихо опустил на клеёнку.

– Было? – понимающе спросил Радзинский, сочувственно оглядывая хрупкую фигурку аспиранта.

– Конечно, – слабо улыбнулся Николай.

– Кушай, Коля, – подбодрил его Радзинский. – А то ты совсем загрустил. В таком настроении ты ничего путного мне сообщить не сможешь. А у меня уйма вопросов! – захохотал он. – А насчёт промахов – я тебе столько могу порассказать!.. – развеселился он. – Вот недавно… Мы с Олегом – друг у меня есть – раздобыли адрес некоего УЧИТЕЛЯ – большими буквами такого учителя… Он нам с порога: «За водкой сгоняйте, ребята». Но у меня-то за плечами уже о-го-го какой опыт! Я с видом великого волшебника из каждого кармана по бутылке достаю – он меня сразу зауважал. Сидим, пьём. Он водку стаканами глушит – даже не закусывает – Великий Учитель – ты же понимаешь… При этом говорит что-то про осознавание себя, про выход за пределы разума… Олежек приуныл. Он врач и столько пить не может – у него сразу в голове начинает прокручиваться всё, что он знает об алкогольном отравлении. На работу опять же завтра… Но я-то на всё готов закрыть глаза, лишь бы до сути добраться. Я этого мужика с энтузиазмом расспрашиваю. А у него всё сводится к какой-то игре, к созданию экстремальных или, как минимум, некомфортных ситуаций, которые вытряхнут тебя из обыденности… И всё, мол, для этого годится – и водка тоже. Я мягко так ему возражаю, что в жизни и так проблем хватает, да и результат таких встрясок неустойчивый – не приближает он к Истине. И тут этот тип хрясь пустую бутылку об стенку и оставшуюся в руке «розочку» – Олегу к горлу. К стенке его прижал. С совершенно зверским выражением лица. Продемонстрировать, видно, решил свою систему обучения в действии. Не понравилось мне это – ну, ладно бы на меня бросился! Я бы потерпел такие эксперименты. В общем, соорудил я быстренько удавку, на шею ему накинул – он на пол упал, хрипит. При этом видит, что я к нему и пальцем не прикоснулся. Отдышался и злобно так заорал, какого хрена, мол, ты ко мне припёрся? У тебя и так всё есть и пошёл, мол, на… Не красней так, аспирант! – расхохотался Радзинский, заметив, что Николай, услышав нецензурное слово, заливается жарким румянцем.

Аверин поспешно опустил глаза. Рассказ увлёк его настолько, что, сам того не замечая, он почти опустошил свою тарелку. Радзинский в течение всей своей речи имел возможность – не без удовольствия, надо сказать – наблюдать, как широко распахиваются доверчивые глаза аспиранта и как растерянно он моргает, полностью погружаясь в описываемую ситуацию.

– Я бы попросил… – с достоинством выпрямляясь, сухо начал Николай, но Радзинский его перебил.

– Понял, понял… Не материться. Что ещё? Не курить? Излишества всякие нехорошие оставить… – веселился он.

Аверин взглянул на него с укоризной и Радзинский, покатываясь со смеху, прижал руки к сердцу и горячо воскликнул:

– Да я на всё готов! Честно! Вот всё, что скажешь, аспирант! Если ты и вправду просветить меня сумеешь, да я же буду тебе ботинки целовать!..

Аверин испуганно втянул ноги под стул, чем окончательно добил Радзинского – он просто побагровел от смеха.

– Ко-о-ля… Ну, какая же ты лапочка!..

– Я в принципе понимаю, почему я после твоего визита Евангелие возле кровати увидел. Но вот почему текст был на латыни… – Радзинский сделал пару глотков чая и подвинул поближе к Аверину вазочку с конфетами, которые тот, увлекшись разговором, поглощал в каких-то невероятных количествах.

– С этим как раз всё ясно, – отмахнулся Николай, запихивая в рот шоколадное лакомство. Глаза его возбуждённо блестели, он весь лучился невероятной энергией, и Радзинский рядом с ним чувствовал себя в сотни раз более живым, чем когда-либо до этого. – В этой квартире жил Ваш дедушка? Ну, вот… Он был католиком. У Вас же польские корни?… И это была не какая-то абстрактная книга, а реальный том, который когда-то лежал там, действительно, в спальне…

– Потрясающе… – задумчиво протянул Радзинский. И осторожно поинтересовался, – Коля, а что для тебя главное? Ну… что ты извлёк в первую очередь… из своего опыта?

– То, что смерти нет, – не задумываясь, уверенно ответил Николай. Он одним глотком допил чай и решительно отодвинул от себя чашку. Определённо, аспирант расслабился и почувствовал себя свободнее. Откинувшись на спинку стула, он удовлетворённо вздохнул и расстегнул пару пуговиц на рубашке. – Через год после смерти дедушки я оказался в больнице – аппендицит, ничего серьёзного… – Николай, погрузившись в свои мысли, взъерошил пальцами волосы. – Но во время операции что-то пошло не так, в итоге – клиническая смерть… Не переживайте так, Викентий, – развеселился он, заметив, как Радзинский переменился в лице. – Меня очень быстро откачали. – Он снова выпрямился на стуле, принимая более приличную позу – ноги под стул, руки в замочек на столе… – Но я за это время успел выйти из тела, побродить по больнице… Потом хотел пойти в какой-то удивительно светлый мир, но дедушка не пустил. Он очень серьёзно сказал, что теперь я смогу бывать там сколь угодно часто, но умирать мне ещё рано. Тут меня шарахнуло – «умирать»?!! А у меня и в мыслях не было, что в данный момент происходит нечто такое драматическое со мной. Поглядел я на своё бедное тщедушное тельце и стало мне его так жаль… – Николай снова глубоко задумался и замолчал, прикусив губу.

– Ещё чаю? – деликатно кашлянул Радзинский.

– Н-нет, – встрепенулся Николай. – Вы извините, мне надо ребёнка проверить. – Он торопливо поднялся.