Таёжный Волк - Босяцкие баллады

Скиталец из ниоткуда прикатил,
таче моментом в никуда укатил;
силуэт свой испарился в тумане,
дикою стегой скрылся в гумане;
над варнаком сонца не светила,
всего одна птица его встретила…

Вентал он подальше от лагерей,
снова драпал от собак и егерей;
гантер за торсом успел смолить,
а вандер корсом сумел свалить;
не схапал телом винта маслину,
не попал он в капкан и трясину…

Без цели таче ландал тропками,
луна седая вышла над сопками;
приложил ко своей ране листок,
да напоил вешнею водой исток;
задремал он под старой сосной,
и полыхал огонь в тиши лесной…

Возле смаги повитает в кимани,
от дремли встанет он в димани;
затем добычу положит на крагу,
примет пищу и выхлит на драгу;
ранец полный за плечи закинет
и место ночлега своего покинет…
***
Из кичи гнилой давно смотался,
но в дичи лесной шпан остался;
шатался он по северным горам
и охотился по звериным норам;
по таёжным тропам он кочевал
и на снежном покрове ночевал…

Не искал тепла в домах уютных
и рыскал во стронах нелюдных;
дыбал один крозе бору и холод,
испытал на шкуре дору и голод;
не жахался ни от лютой погоды,
стал он газаном другой породы…

Не шевелит он ногами за порог,
а скитовцем стал зимних дорог;
нету за спалами двора и семьи,
сыном он стал северной земли;
дом его не знает окон и дверей,
ищет он кентов у диких зверей…

Не доживёт он до старости лет,
здоровья и такой крепости нет;
сгинет он в неведомых берегах,
откинет коней в родных снегах;
после смерти падали не найдут,
за бригантом издали не придут…

За спиной с котомкой,
во скрице с махоркой,
шеркая дорогу на северном драю,
шагает бродяга по суровому краю…
Во стеганке от воряги
и с палицей из коряги,
шаркая по снегу стопкою хромой,
шагает бродяга звериною тропой…

Там в далёком и диком краю,
где не слышна гамора штада,
и незримы совсем его стены,
витает в стороне беглый вор…
Там в далёком и диком краю,
где нету следов людей стада,
и не мешают шуцманов тени,
скитается один с давних пор…

В небе сером проплывают тучи,
а под ними стая орланов голчит;
кроны елей не пробивают лучи,
и за тропами там орман молчит…

Сицает веган на сосновой коре,
при старой мельнице он пыхает:
кимает слегка в вечерной море
и свежий воздух лесов вдыхает.

Там давече шёл резкий ливень,
и пахнут влагой леса дремучие;
недалече от него бежит ривень,
и взирает он на воды гремучие…

Нисходит сонце в завесе дыма,
и над лесом опускается морока;
сидит вандер без крова и рыма,
над главой кружит одна сорока.

С посохом на руке долго кумает,
желает он найти на время рахту:
после долгого пути сице думает,
где стоит вмале провести нахту…

Он давно мыкается в диком раю,
от легашей натура доселе начит;
он гарно кенает в забытом краю,
в рамель пойти совсем не рачит.

Босяк находится в вечных бегах,
но полон внутри себя он праной;
иногда охотится в лесных вегах,
сице кормит сам себя он храной…

Неведомо, что за тропой жидает,
где ныкает пеленой далину мара;
на край гимели он взоры кидает,
и снова скитальцу в дорогу пора…

Там в далёком и диком краю,
где нету вовсе окон и дверей,
и дорнами полон любой путь,
витает в стороне беглый вор…
Там в далёком и диком краю,
где живут стаи лютых зверей,
и на тропах стоит толке муть,
скитается один с давних пор…

Гаснут там звёзды в небесах,
и вмале тучи висят ворохом;
веет вологой в горных лесах,
и земля вся дышит морохом…

Там за тропами темень царит,
где заросли неба синь кроют;
кочевой один в зелень зарыт,
а недалече дикие волки воют…

Спи, бродяга, спокойной ночи!
Волки охраняют твой покой,
не мешают гамли да конвой…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
Кочумай в этом краю лесном,
но не почивай мёртвым сном…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
На горах вот альба настанет,
солнце в пути тебя застанет…
Спи, бродяга, спокойной ночи!

Свинтил он из чалки давече,
где за гниву годами парился;
по шпалам умчал он далече,
затем в леса густые зарылся.

Вохра не смогла зека обнять:
он разом испарился в тумане;
сице на воле шатается опять,
среди зверей в диком урмане.

Повитает он пока в природе,
там за грядами оставив люду,
неске зане родичей в городе,
что ментами кишит повсюду…

Спи, бродяга, спокойной ночи!
Волки охраняют твой покой,
не мешают гамли да конвой…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
Кочумай в этом краю лесном,
но не почивай мёртвым сном…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
На горах вот альба настанет,
солнце в пути тебя застанет…
Спи, бродяга, спокойной ночи!

Под сумерки он опустил веки
в зарослях на обрыве холма,
а сойти хотел на долину реки,
где замечал на отшибе дома.

Но боле ему не хватало мочи,
и шнипарь не скатился долу:
толком не дохал он две ночи:
до завтра покой нужен вору.

Скоро тьма уступит рассвету,
и затем ожидает долгий путь:
снова пошастает он по свету,
но впереди него только муть…

Спи, бродяга, спокойной ночи!
Волки охраняют твой покой,
не мешают гамли да конвой…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
Кочумай в этом краю лесном,
но не почивай мёртвым сном…
Спи, бродяга, спокойной ночи!
На горах вот альба настанет,
солнце в пути тебя застанет…
Спи, бродяга, спокойной ночи!

Сонца на горизонте восходит,
темину гонит снопами лучей,
но беглеца нигде не находит,
кто кимал в засеке дремучей…

Слышен грай ворона с небес
вместо воя волчьей станицы;
следов нет под сенью древес,
кроме шапки зека и палицы…

Бреду нахтой по горе пустой,
предо мной стоит лес густой;
с трудом иду через метелицу,
ветер грозный лупит по лицу.
Старой шерстью я в клочках,
а страха нету в моих зрачках,
раз по тропе волчьей хлыву,
сроду диким зверем я слыву…

На зорьке от погони рванул,
псов и егерей лаче лоханул;
там за рекой ранчо оставил,
но вместо овец пули словил.
С ранами на теле осе брожу,
но внутри я вовсе не дрожу,
раз по тропе волчьей хлыву,
сроду диким зверем я слыву…