Таёжный Волк - Босяцкие баллады

Стою теперь на грани смерти
да наверно сгину я взаперти;
зароют меня в глухой засеке,
таче никто не сведает о зеке…
Но укачу я бродягой и вором,
а не сукой паршивой и сором…
Пускай на зоне трупом стану,
но на колени, бля, не встану!

Под секой заклацали затворки,
и снова темина залегла на киче…
Шмира его повела на задворки,
а шпанец якоря поднял давиче…
***
Бирку менты надели на пахана,
кто оконался весовым урканом;
в амбаре калевой настала хана,
но старца сего давили арканом…

Витал он по шпанским законам
и не пустил на макитру мусоров;
шастал он по крыткам да зонам,
а дышал среди блатных и воров.

Сице рикшу тянул по кичманам,
всю дорогу сманы там куковал,
раз на воле гулял по ширманам,
у штемпов сраных там урковал.

Сице жил он кайсом воровским —
смело стригал капусту кражей;
не топал за нахесом лоховским —
вечно двигал по лезвию ножей.

Не завязал со святым ремеслом
и в социуме не хрячил блатняк:
за финашки не покатил на слом,
зане в таску лавора и западляк.

Не имел урка пенатов и родича,
бичевал по монду свене гралей;
не имел перед собой ни водича
и не признал мелиху да кралей.

На плинтах в отрицалово катил —
ганев там на легавых не пахал:
в парилках вот и марцы хватил —
в застенках сырых вечно захал.

В натуре там оборзели ментяги:
барину творили нагло душняк;
брахали его под лопаря и стяги,
обаче не замарали на глушняк.

Суки по рогам ему давали хором
и мастрячили кумовские мутки,
но всегда вентал в законе вором,
не расшибли и трюмные сутки.

Сице николи не запорол косяка,
за раменами пятна не оставил;
в доску потаранил кроче босяка
да коцы в угол гордо поставил…
***
Заховали мусора в краю зечном,
где склеил уркаган седой ласты…
Ныне почиет он в покое вечном,
как легенда из воровской касты…

На стыках восе колеса стучат:
на севера этапом ронга рысит;
зека с волей роками разлучат,
на ушах кого пятилетка висит…

Торцают там ветра на верстах,
где встречают вагонов засеки;
там всюду номера на керстах,
где почиют вечным сном зеки…

Сице в тайгу загнали поганцы:
воряга сделал по новой ходку;
сице скоро опустит он кранцы,
затем начнёт в кишлаке мотку…

Суки снова посадили на кукан,
скокаря раскоцали во грандах;
снова на лачио покатил уркан,
долго поторчит он на брандах.

Внове жармо надел кичманец,
кто мало шпацырал по городу;
на каторгах постарел жиганец,
кто вшей кормил там смолоду…

По музе топал он всем кайсом,
всю дорогу витал на шармака;
вор доселе не шнырил вайсом
и пашней не получал сармака…

Нелице гады сажали на пайку,
гоняли вора на этапные драги:
в кандалах вентал крозе тайгу
и вступал на тюремные праги.

Ганева менты давили торбами,
но с куражем роцкал до конца:
им падлы не правили зорбами,
и кастеты не сломали шпанца.

Не упал на варнацком шемине:
осе накопил регалки да шрама;
седни высоце стоит на земине,
нехай пред очами снова брама…
***
Ворота галеры закоцала вахта:
волю сице оставил за гаванью…