Виктория Ближевская - Спокойных дней не будет. Книга III. Время любить

– Я хочу, Арсений, и встречаюсь. Но, поймите меня правильно…

– Ты даже не хочешь сказать мне «ты».

– Мне кажется, что это преждевременно.

– Ты смотрела мне в глаза две недели. Разве я опасен?

– Нет. Конечно, нет. При чем тут опасность? – Она потерялась, оправдываясь и подыскивая слова, чтобы не выдать своих чувств. – Просто я не свободна, и у меня есть дочь, которой надо уделять внимание.

– Муж, который тяжело болен, – продолжил за нее Арсений и отпустил ее пальцы, словно разочаровался в этом прикосновении. – Стая родственников. Брат, без которого сложно обходиться по выходным.

– Я ничего не говорила о брате, – тут же насторожилась она. – При чем здесь он?

– Когда я увидел вас вместе в Питере, то поначалу даже подумал…

– Ты ошибся, – вспыхнув от испуга быть разоблаченной, возразила Соня. – Илья мой старший брат.

– Было заметно, что ты исключительно дорожишь семейными отношениями.

– Можем сходить в субботу в Пушкинский музей. Я сто лет там не была, – не отвечая на его реплику, поспешила перевести разговор она.

– А как же твои обязательства перед родными? – уточнил довольный Арсений.

– Ничего, – беспечно отмахнулась Соня, приняв решение, и небрежным жестом заправила прядь за ухо. – Я выкрою часок-другой на культурную жизнь после обеда. – Она задумалась, что-то подсчитывая в уме. – Например, в четыре. Возле входа?

– Ты, правда, придешь?

Он потянулся к ее руке, все еще лежащей на скатерти.

– Разве я тебя хоть раз обманула?

– Нет, но вдруг это случится в первый раз завтра?

– Не случится. – Она замерла, чувствуя, как его теплые пальцы ласкают запястье над ремешком часов. – Я хочу прийти. А сейчас я уже опаздываю. Так до завтра?

И не дожидаясь, пока он расплатится, выбежала под проливной дождь.

Соня и Наталья Михайловна встречались примерно раз в две недели, если Белла и Никита были здоровы и помощь педиатра детям не требовалась. Малыши болели не часто, поэтому две встречи в месяц подруги планировали заранее, вписывая их в свои деловые и личные графики. Но на этот раз встреча была назначена раньше положенного срока, и ее инициатором стала Соня.

Они сидели в маленьком ресторане с хорошим названием «Мама Зоя», где было невероятно накурено и с кухни тянуло жареным мясом и пряностями. Может, это было и не самое изысканное место в городе, но Наташа предпочитала уютные подвальчики, где не слишком бросались в глаза ее натуральные светлые волосы, длинные ноги, голливудская улыбка и шикарный бюст, даже если она прятала его под бесформенными свитерами. Каждый день ей приходилось отражать любовные притязания молодых и пожилых самцов, завороженных ее гордой статью и правильной красотой.

Соня не придавала большого значения своей внешности и на заигрывания случайных мужчин отвечала рассеянным или недоуменным взглядом. И разочарованные ухажеры отступали, чувствуя себя отвергнутыми без слов. Но даже на фоне яркой Сониной внешности, ее блестящих черных волос, задумчивых темно-серых глаз, аккуратного яркого рта, Наташина красота была подобна вспышке сверхновой звезды.

Наталья Михайловна, будучи на десять лет старше своей подруги, была так ослепительна и совершенна, что большей частью тяготилась и своим отражением в любых зеркальных поверхностях и пристальным вниманием мужчин.

Соня не придавала значения тому, где проводить время – в культовой «Ванили» или в средней руки кафешке за стеклом большой витрины с искусственными пальмами, и потому она соглашалась на самые экзотические предложения Наташи. А Наталья Михайловна предпочитала полумрак, обильный стол и вместительную пепельницу. И тянула ее за собой в полутемные подвалы, вроде этого.

– Хуже некуда, когда начальник кобель, – заявила Наташа, продолжая начатый еще в машине разговор. – Я их столько перевидала на своем веку, что могу вслепую сортировать и по полочкам раскладывать. Если твой из таких, то я тебе не завидую.

– Нет, мой – из романтически настроенных. Жалко только, что он не хочет понять, что я уже несколько пообтерлась со времен своего книжного детства. Он как-то начал мне читать Блока. На полном серьезе. Представляешь? Я, к своему стыду, подумала, что меня стошнит.

– Почему? – лукаво заулыбалась Наташа. – Было бы хуже, если бы начал петь. «Тихо в лесу…»

– Надеюсь, до этого не дойдет. Служебный роман не получился. И из Блока мы с ним оба сто лет как выросли.

– А что он читал, если не секрет? Стихи о Прекрасной Даме или что-нибудь приземленнее?

– «Незнакомку», конечно. Вообще-то я к Блоку лояльно отношусь…

– Да, местами он хорош. Но когда взрослый человек на полном серьезе… Это напрягает, – согласилась Наташа. – А может, тебе работу сменить?

– Брат звал меня в свой бизнес, но я не хочу. Достаточно, что там теперь Левушка впрягся. И у Марины выбора не будет, все равно придет к нему.

– А ты не поддерживаешь идею семейственности?

– Еще как поддерживаю. Это здорово, что все могут трудиться на общее благо. Но знаешь, если вдруг я не потяну… У нас в доме было не принято не оправдывать доверия. Если Илья сказал, что ты сможешь, – надо умереть, но смочь.

– Тебе можно только позавидовать, – вздохнула Наташа и закурила следующую сигарету. – У меня даже таких возможностей в жизни не было.

– А что твоя семья?

Только тут Соня вспомнила, что никогда не говорила с Наташей о жизни до их встречи. Они, конечно, вспоминали давнее знакомство с Николаем, и Соня знала историю Наташиных отношений с ее нынешнем мужем. Но ни о каких братьях, сестрах и родителях, речь никогда не заходила.

– Моя семья? – с горечью усмехнулась подруга и выпустила длинную светлую струйку дыма. – У меня никогда ее не было, Соня. Я детдомовская.

– Нет?! – с горячностью воскликнула та и смутилась, поймав удивленный взгляд из-за соседнего стола. – Ты?

– Да, представь себе. Никто не знает, даже Коля. Только Виктор, но это отдельная песня.

– Я никому не скажу, – заверила изумленная Соня. – Но я поверить не могу…

– Придется! – зло отчеканила Наташа и раздавила в пепельнице окурок. – Меня мамаша сдала в Дом ребенка, когда мне было что-то около года. Принесла и сказала, что больной ребенок ей не нужен, и она отказывается от своих родительских прав. Сука!

– Даже не представляю, – искренне расстроилась Соня и потерла переносицу. – Как это невозможно?

– Для таких, как она, все возможно.

И следующей фразой она высказала все, что думает о своей биологической матери и ей подобных. Соня, встречающая народ в супермаркетах, бутиках и в офисе, была поражена витиеватостью фразы, которую легко и непринужденно раскрутила Наташа, как будто всю жизнь провела среди грузчиков где-нибудь в южном порту. Соня, как завороженная, выслушала эту тираду и несколько секунд сидела в шоке, пытаясь осознать произнесенное. Потом стряхнула оцепенение и покачала головой.