Юрий Кудряшов - Вся проза в одном томе

Выбежав за порог, Герман поднялся выше на один лестничный пролёт и затаился.

– Тихо, Пасенька! – успокоил он девочку. – Пожалуйста, молчи! Не издавай ни звука! А то злой дядя услышит и схватит нас!

Гринёв поднялся на Светин этаж и вошёл через сломанную Германом дверь, прикрыв её за собой. Грин увидел Светину мать, глядевшую на него в оцепенении и прижавшуюся к стенке. Тут из-за угла вышла Света, направив на него пистолет.

– Где он? – с исполинским спокойствием спросил босс.

– Его здесь нет, – дрожащим голосом ответила Света. – Он увидел тебя в окно и ушёл.

Тем временем Герман тихонько проскользнул вниз. Выбежав из подъезда, он решил тут же обежать вокруг дома и попасть на железную дорогу. Ведь там ходили заветные товарные поезда. Там было где спрятаться. Да и Грину не придёт в голову его там искать. Воровато оглядываясь по сторонам и в полусогнутом состоянии, чтобы своей широкой спиной защитить Пасико от шальной пули, Герман мелкими частыми шажками засеменил к ближайшему углу дома. Девочка держалась за него так крепко, что чуть не душила. Он чувствовал, как она дрожит мелкой дрожью.

И вдруг – громкий хлопок на весь район, и через долю секунды – буквально до боли знакомое чувство, которое Герман некогда испытал на своей левой руке, а теперь испытывал где-то в районе правой почки – чувство проникновения в тело маленького и раскалённого куска свинца. Герман оступился и чуть не упал – однако чудом смог удержаться на ногах. Пасико даже не поняла, что случилось. Остро ощущая ежесекундную потерю сил вместе с кровью, на каком-то необъяснимом автоматизме Герман побежал ещё быстрее – так быстро, что даже сам не представлял, что может так бегать, да ещё с ребёнком и мешком оружия, который был ещё тяжелее ребёнка.

Оставляя за собой кровавый след, по-собачьи часто дыша и совсем согнувшись, почти прижавшись к земле, он словно по инерции нёсся вперёд зигзагами, чтобы труднее было попасть. Налетая на случайных прохожих, испуганно отбегающих от него, забежал он за угол дома. Моментально завидев дыру в заборе, он первым делом просунул туда Пасико.

– Пася, слушай меня! – захрипел он, обливаясь горячим потом. – Видишь там поезд? Садись на него! Бегом!

– А как же ты? – заплакала девочка.

– Я здесь не пролезу. Ты должна уехать, иначе плохой дядя схватит тебя!

– А как же мами?

– Мами обязательно приедет к тебе. Но он будет искать тебя дома. Беги на тот поезд, забирайся на него прямо на ходу – и он довезёт тебя до Курска!

– Не бросай меня, Герман!

– Я не брошу тебя, Пасико! Я обязательно найду тебя! А сейчас беги на поезд, пока он не ушёл!

– Я боюсь одна! Я не хочу одна!

– Ты мне доверяешь, Пасико? Ты веришь мне?

– Верю!

– Тогда делай, что я говорю! Беги и не оглядывайся!

Пася сорвалась с места и со всех ног побежала к поезду. Слёзы в глазах мешали ей видеть дорогу.

– Береги маму, Пасико! – кричал ей вслед Герман. – И Циндальку! Береги Циндальку!

Пася запрыгнула в медленно ползущий по рельсам пустой товарный вагон. Ещё несколько секунд она видела лицо Германа, видневшееся через дыру в заборе. Когда он скрылся из виду, Пася села на пол и зарыдала. Она смертельно устала, хотела есть и спать. В рюкзачке уже ничего не осталось, а ехать надо было ещё очень-очень долго. Да ещё в этом грязном вагоне, где некуда лечь, негде присесть и даже нечем поиграть с котёнком. Она думала только о том, что скоро будет дома, увидит маму и Профессора Мамуку, увидит ведьмоподобную Нану, а потом и мами, который непременно скоро приедет к ней.

Сев в позу лотоса и взяв в руки котёнка, Пасико зашептала, поглаживая урчащую Циндальку двумя пальчиками: «Господи! Упокой душу раба Твоего Германа и помяни его во Царствии Твоём! Ты даровал нам чадо сие, и Ты же взял его у нас. Да будет Имя Твоё благословенно! Аминь!»

А тем временем Грин подошёл к лежащему без чувств Герману, заслонившему своим телом дыру в заборе. Ботинком за подбородок Грин поднял его голову, и Герман очнулся.

– Ну что ж, Герман, ты знаешь правила. Скажи мне, где девка – умрёшь легко и быстро. Будешь сопротивляться – убью тебя медленно и мучительно.

– Я скажу, – выдавил из себя Герман. – Только мне трудно говорить. Нагнись ко мне.

Гринёв нагнулся. Герман выдернул чеку из гранаты и прохрипел ему в самое ухо:

– И всё-таки я – мужик. А писака – фраер!

31 декабря 2011, Москва – 4 января 2012, Киев

Алине

– Вы меня не знаете. И я Вас не знаю. Так будет лучше, если мы с Вами никогда не узнаем друг друга.

– В таком случае, зачем же Вы пришли?

– Вы в большой опасности. Я могу Вам помочь.

Визит этого странного господина удивил бы её, если бы не всё то, что творилось вокруг.

– Они убивают евреев? – догадалась она.

– Они убивают всех, – ответил таинственный гость.

– В таком случае, они должны убить и самих себя.

– С этого они начали.

Что бы он ни говорил, с лица его не сходила ироничная улыбка. Каждый Божий день приходилось ему вести подобные беседы, что со временем научило его полному пофигизму ко всему происходящему.

– Как же Вы можете меня спасти?

– Я Вас спрячу. Там, где Вас никто не сможет найти.

Ухмылка на его лице начала раздражать девушку, которой было отнюдь не безразлично, останется ли она в живых.

– Этим Вы зарабатываете на жизнь? – спросила она с нескрываемым пренебрежением.

– Каждый старается делать то, что ему лучше всего удаётся.

– И насколько хорошо Вам удаётся то, что Вы делаете?

– Ещё никто из моих клиентов не был найден.

Девушка тяжело вздохнула. Только теперь она осознала, что весь этот кошмар – не в телевизоре, а здесь и сейчас. Только теперь поняла, что всё это касается лично её.

– Во сколько мне это обойдётся? – спросила она с дрожью в голосе.

– Во сколько Вы оцениваете свою жизнь? Какой частью себя готовы пожертвовать ради сохранения целого?

И она села в его машину. Не взяла с собой ничего, кроме самой себя. Да и саму себя, казалось, оставила дома. Она ещё не до конца понимала, до какой степени разорвала все связи с внешним миром в тот самый момент, когда села в машину этого загадочного незнакомца.

Куда он повёз её? Это знал только он сам. И Господь Бог, если Он есть. Они ехали больше часа. Дороги в кой-то веке были свободны – все нормальные люди уже позаботились о том, чтобы поскорее сбежать с тонущего корабля, пока тот не утянул их за собой в бездну.

Всю дорогу они не произнесли ни слова. Всё было ясно. Всё уже было сказано. И хотя сказано было всего несколько слов – в них заключался смысл всей её дальнейшей жизни. Она приучала себя молчать и думать. Старалась привыкнуть к одиночеству.

Уже темнело, когда он привёз её на самую скучную улицу, которую ей когда-либо приходилось видеть. Дома на ней были до того одинаковы, что казалось, даже местные жители могут различать их только по номерным указателям. Бесконечным лучом устремлялась вперёд идеальная прямая, усеянная с обеих сторон большими серыми коробками с квадратными окошками.