Савелий Баргер - Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры

– Что, что-то случилось? – задал свой вопрос раввин. Уж он-то знал, что второго такого паникера, как реб Фильштейн надо поискать, – неужели пришел Машиах? Осанна!

– Ребе, вам бы только посмеяться над бедным евреем, и как вам только не стыдно! А я хочу спросить, когда все это кончится, потому что сил терпеть все это у меня нет!

– Мендл-Мотл, скажи мне «когда кончится все это» – ты о чем? День кончится сегодня вечером, твои крики кончатся, когда ты уже успокоишься и расскажешь мне все по порядку. Вообще все когда-нибудь кончится, как сказал еще царь Шломо.

– Послушайте ребе, скажите, сколько мне уже терпеть? Мы с Ривкой живем в маленьком домике, в маленьком, но своем. У нас всего две комнатки и кухонька, но это не считая чуланчиков. Комнат у нас две, а детей пять, но ничего, мы как-то умещаемся, а на маленькой кухне моя Ривка умудряется приготовить такой кугл, что пальчики оближешь, вы знаете, к концу обеда от кугла ничего не остается, все съедается подчистую. И вот в наш маленький домик стучится юноша, оказывается мой двоюродный племянник, сын Брошки из Касриловки приехал в Хелм, он хочет здесь учиться. Ну ладно, проходи, устраивайся, Ривка даже будет наливать тебе тарелку фасолевого супа или что там у нас будет на обед – сын моей двоюродной сестры – не чужая кровь. Потом приезжает Ицик, у его мамы умер муж, вдова осталась с семью детьми, а мальчику надо учиться в хелмском хедере и жить он хочет именно у меня. Кем мне доводился его папа я точно не знаю, а может быть его мама моя родственница, но уже мальчик живет вместе с моими детьми. Ничего, хороший мальчик, на аппетит не жалуется. А потом приезжают по делам в Хелм один за другим Соломон от тети Баси и Лейба Бернштейн от тети Хавы. Я вспоминаю, что когда я ездил в Егупец на свадьбу Рахили и Боруха, там были и Бася, и Хава – какие-то родственники по линии мамочки, благословенна будь ее память! И вот когда, чтобы выйти ночью во двор, у меня же слабый мочевой пузырь, ребе! Чтобы выйти ночью во двор, мне приходится протискиваться через всю эту толпу, а еще надо смотреть, чтобы девочки не раскрылись во сне, а эти шлимазлы не оказались через чур близко к девочкам… так вот, приезжает к нам моя дорогая теща и заявляет, что она должна жить у нас, что она должна помогать своей дочурке, своей кровиночке! Выплатите наконец мужу своей кровиночки обещанное приданое – это будет лучшая помощь! Ребе, вы мне не скажете, сколько мне еще терпеть, когда это наконец-то кончится?!

– Послушай, Мендл-Мотл, у царя Шломо было кольцо от его отца, царя Давида…

– Ой, знаю! Снаружи на нем была надпись «Это пройдет», а когда жареный петух начал клевать его тохес совершенно всерьез, то на внутренней стороне он прочитал «И это тоже пройдет». Бог мой, сколько раз я уже слышал эту хохмочку!

– Реб Фильштейн, но ты не знаешь, что кроме кольца царь Давид дал сыну папирус, на котором знаешь что было написано?

– Неужели он рассказал сыну, как можно удержать родителей жены, чтобы они сидели себе дома? – Там было написано, что когда после чтения второй надписи жизнь снова станет невыносима – можно вернуться к первой надписи «Это пройдет» и это «работает» до трех раз!

Был вечер Судного дня. В Судный день ни один еврей не заглянул в маленький домик раввина на окраине Хелма. Ребе и рабанит были просто счастливы!

– Послушайте, ребе, вы бы знали, как я боюсь – вы бы испугались вдвое!

– Чего это я должен испугаться, Лейба? Что ты такое знаешь, чего я должен бояться, говори немедленно?! Неужели снова погром! – раввин испугался не на шутку и это было очень видно, он стал белым, как сметана, которую продает молочник Тевье.

– Ребе, я боюсь именно потому. что не знаю! Вот скажите мне, сколько лет назад Б-г создал этот мир? – Если сейчас 5656-й – вот и считай… И скажи ты, наконец, по-человечески – чего бояться?

– Так вот, создал Г-дь наш этот мир и вскоре прогнал Адама и Хеву из эдемского сада, чтобы они уже работали и не кушали задаром его хлеб. А потом наслал он на наш мир (благословен будь Г-дь даже в гневе своем!) Всемирный потоп, в котором погибли все, а спасся лишь Ноах со своей семьей…

– Ты решил пересказать мне всю Тору или только одну главу, мишугинер?

– Не ругайтесь, ребе, это нехорошо! …и спасся только Ноах и сыновья его с семьями. А потом за грехи сжег он и полил кипящей серой Содом и Гоморру, так что даже жена Лота превратилась в столп.

– Этот мудрец уже сведет меня с ума, я должен выслушивать всю историю от сотворения мира!

– Ребе, знаете, чего я боюсь? Что-то давно не слышно ничего ни о потопе, ни об огненном дожде – решительно ничего! Но ведь люди не стали безгрешными! Так я стал бояться, что Он что-то задумал такое, что и Лоту и Ноаху и не снилось, что даже они не спасутся, что уж говорить о таком маленьком человеке, как я. Что-то давно уже не было слышно о карах Г-них! Я конечно же не египтянин и нисколько не заслуживаю казней египетских, но мне так страшно, ребе, так страшно!

– А скажите вы мне, мадам Песя, синагога разделена на мужскую и женскую половину для того, чтобы мужчины не отвлекались при молитве на женщин или чтобы женщины не заглядывались на мужчин? – молодая Броша задала свой вопрос, когда соседки возвращались домой после вечерней молитвы.

– Броша, наши мужчины такие, что хоть ты прячься за занавеской на женской половине в синагоге, они увидят и заметят все, что им надо! Иногда они так посмотрят на тебя, что уже через девять месяцев можно ожидать младенца! И что творилось бы в синагоге, если бы мужчины и женщины сидели в ней рядом? Ты заметила, как стали блестеть глаза у Двойры, когда молодого Менделя Лейшмана вызвали читать перед всеми субботнюю главу Торы?

Двойра, которая шла рядом, вспыхнула огнем и запротестовала:

– Ну что вы такое говорите, Песя, как вам не стыдно?!

– Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом будет думать, а ваше дело молодое! Твой отец еще не думал завести разговор со старым Лейшманом? Не пора ли послать к нему сваху?

– Перестаньте, пани Песя, перестаньте, а то я сейчас уйду и перестану с вами разговаривать!

– Броша, чтобы ответить на твой вопрос… Женщина ведь думает головой, ты знаешь. Занавеска на женской половине мешает мужчинам смотреть на нас, но ведь можно в щелочку нам смотреть на них. Пусть они думают, что выбирают нас, на самом деле это мы выбираем. Мужчины тоже думают головой, беда только в том, что голов у них две и думать одновременно двумя они не в состоянии. Мадам Песя и молодая Броша засмеялись, а Двойра шла и размышляла, о каких двух головах у мужчин говорила Песя и почему нельзя думать ими одновременно.

С паном Шебельгутом хелмский раввин встретился случайно в придорожной корчме, когда ребе возвращался из поездки в Варшаву, где жили некоторые из его родственников. Пан Тадеуш – крупный по меркам Хелма скотопромышленник, только его свиное стадо составляло несколько сотен голов.