Савелий Баргер - Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры

– Я умею поцеловать им пупок!

– Что за чепуха?! Любой может поцеловать пупок, что тут такого…

– Да что ты говоришь, любой! Я могу поцеловать им пупок изнутри!

– ?!

– Йоси, все знают, что ты великий женолюб, такой охочий до женщин и все такое. Но ведь тебя не видят с еврейками, все время ты с польками или с русскими дамами.

– Так у евреек ведь все время болит голова, или они заняты по хозяйству, или они готовили обед и от них так пахнет чесноком и луком.

– А что, скажем, польки – у них не болит голова?

– Болит. Но их как-то меньше жалко!

Известные мудрецы города легко составили миньян и покончив с молитвой сели перекусить чем бог послал – выпить чаю с сухариками. Чтобы высказывать глубокие мысли им совсем не нужна была водка, они обходились даже без пива, тем более, что их жены предусмотрительно проверяли карманы – не завалялся ли в них случайно грошик. Грошик в карманах мудрецов мог заваляться только случайно, случись такое, они удивились бы, пожалуй, сильнее своих жен.

– Мы должны организовать в Хелме Академию, – сказал Арье-Лейб и все удивились, Арье-Лейб говорил очень редко.

– Какую академию-шмакадемию? – Мендл-Мотл, наоборот, говорил так часто и много, что слушатели его уставали раньше, чем им удавалось понять, о чем, собственно, он ведет речь.

– Академию вроде той, что существовала в Пумбидете, о которой часто рассказывает раввин. Ну та, где амораи, таннаи. Или вроде академии каббалистов в Цфате, рабби и о ней часто рассказывает.

– Слушайте, Арье-Лейб, а где мы вам найдем амораев и таннаев?

– Значит, где мы найдем каббалистов вас НЕ интересует? За каббалистов вы спокойны? Не волновайтесь, реб Дворкин, разве мы, хелмцы, не сможем стать амораямми, а если придется, то и таннаями? Да хотя бы и гаонами!

– Послушайте, у меня во дворе стоит пустой сарай. Раньше там лежал всякий хлам, но постепенно старьевщики освободили мой сарай, они давали мне когда копейку, а когда целый грош и уносили оттуда что-нибудь. И вот теперь сарай стоит совершенно пустой.

– При чем тут ваш сарай, реб Шлёмо? Академия в Хелме и какой-то сарай!

– Вы не понимаете, Арье-Лейб! Если там подмести и убрать паутину – этот сарай и станет Академией! Ведь должны мы, гаоны и прочие амораи где-то собираться, чтобы думать умные мысли! – Шлёмо обиженно надул свои толстые губы.

– Да, Шлёмчик, да! Как же я не подумал об этом! Завтра шабес, но все равно, мы наймем шабес-гоя, чтобы он все там привел в порядок в этом вашем сарае.

– А у меня в доме есть пустая кладовка. Я только заставлю свой Брошу вытащить оттуда кадку с кислой капустой и кладовка будет пустая.

– Зачем Академии нужна ваша кладовка, реб Додик Вольфсон?! Я представляю, как в ней воняет кислой капустой!

– Во-первых, глава Академии должен иметь свою отдельную комнату, где он отдельно от всех других будет думать отдельные умные мысли и даже записывать их. Во-вторых, когда к нам приедет глава академии из Цфата, он должен будет где-то спать? Не положу ведь я его в кровать к своему сыну? Мальчику уже тринадцать лет, а он до сих пор писается! И что, еврей из Цфата должен будет просыпаться мокрым каждое утро?! Извините!

– Реб Вольфсон, вы только что устыдили всех нас и доказали, что достойны быть академиком в Хелме! Но какие вопросы, а лучше сказать – какой вопрос мы будем обсуждать в Академии? Арье-Лейб отхлебнул из своей чашки остывший чай и попытался перекусить черный сухарь.

– Я давно думаю… У нас сейчас 4731-й год от Сотворения мира. А правильно ли он высчитан, этот год? И с какого дня следует считать Сотворение – когда Б-г создал твердь, когда отделил Свет от Тьмы или когда создал Адама? Барух а-шем, элохейну… – И весь миньян повторил за ним: «Барух а-шем, элохейну, мелех а-олам…»

– Реб Арье-Лейб, это достойная тема для обсуждения! Ученики со всего света съедутся к нам, чтобы принять участие в обсуждении этого вопроса! Осталось только решить, где взять нам денег, чтобы только начать. Потом, я уверен, пожертвования и плата за учеников, деньги потекут к нам рекой. Но начать, надо как можно скорее начать! – Я думаю, что мы обратимся к барону Ротшильду и он нам не откажет. Потом мы напишем письма в Егупец, Москву и даже в сам Петербург…

– Пишите письмо царю-императору, а лучше к обер-прокурору Синода… – евреи не заметили, как в комнату, где собрался миньян и обсуждалось будущее Академии вошел хелмский раввин.

– Почему, рабби? Неужели вы думаете… – Я просто уверен, они обязательно поддержат вашу идею, ведь чем глупее евреи, им только лучше и радостнее. Обязательно поддержат, как не поддержать таких мишугасов, как вы! И не надо писать барону – зачем ему знать, что в нашем Хелме есть дураков!

Пришли в синагогу к хелмскому раввину три незнакомых еврея и стали печалиться да жаловаться. Известно ведь, когда еврей скорбит, он должен шуметь так, чтобы слышал его весь город. А тут сразу трое рассказывают, плачут, пытаются трясти друг друга за бороды – никого из них расслышать за воплями других невозможно, а уж про понять их и говорить нечего. Сам раввин человек мягкого характера, муху самостоятельно убить не может, всегда об этом жену свою просит или кто там рядом окажется, а уж остановить это безобразие и нечего думать. Вовремя зашел в синагогу хелмский шойхет, надо было показать ребе новый нож для птицы – не слишком ли короткий, а тут такой гевалт.

– Ну-ка, все трое замолчали, пока взашей не вытолкал! – и сразу такая тишина, раввин просто душой начал отдыхать и удовольствие получил, что его барабанные перепонки перестали болеть.

– Как вас зовут, – спросил раввин, – только прошу вас, говорите по-одному, не все трое сразу!

– Меня зовут Аарон, – начал самый старших по виду, это вот Борух Цейтлин, а справа от меня стоит Ёшка Малкин. Возвращаемся мы к себе домой под Вильно, идем с заработков, два месяца работали мы на винном заводе у пана Канторовского, делали там кошерное вино. Получили расчет и торопимся к семьям. Деньги мы сложили в один кисет и решили разделить их, когда уже будем дома. Так что вы думаете! Сегодня ночью все деньги и что интересно, вместе с кисетом, пропали! А ведь мы ночевали в чистом поле, нашли там стог сена и ночевали. Если бы вы знали, как дорого берут с постояльцев хозяева постоялых дворов! Нет, это просто немыслимо, как дорого…

– Вы хочете рассказать мне про постоялых дворов и харчевен или все-таки скажете, что случилось? – Да, ребе, конечно. Как обычно, перед тем как уже спать, мы все трое прячем деньги. Знаете, ночь, поле… мало ли что? И все трое запоминаем, в каком месте мы его закопали.

– Ребе, утром денег там не оказалось, и что интересно – вместе с кисетом! – Аарона перебил маленький Ёшка, – как вам понравится – в этот кисет еще мой тесть насыпал табаку и получается, что у меня его тоже украли?!