Иван Сохатов - Технология любви

– Давай я тебе заплачу не деньгами…

Я наивно поинтересовался:

– Чем же?

– Ласками, любовью.

Я предпочёл деньгами.

Вёз я интересную даму, сочиняющую книжки о половой проблематике – сама так отрекомендовалась. Она была продуманно и дорого одета. Светло бежевое пальто, широкий шарф, замшевые перчатки, кокетливая сумочка. Деньги за проезд предложила хорошие. Уселась, раскрыла элегантный телефончик, и давай трещать.

Она возвращалась от мужчины, с которым её свели для установления серьёзных отношений. Инициатива исходила от его матери. Он кандидат наук, ему почти сорок. Обеспечен. Женат никогда не был. Тут она хихикнула – полный кошмар. Такого она ещё не видела. Ну, нет, она никак не согласна. Да ещё мама. Она завтра расскажет всё подробно.

Набирает другой номер и быстро договаривается с кем-то о встрече. Она приедет к нему прямо сейчас.

– Вы провезёте меня на пару остановок дальше? Я доплачу.

Конечно, провезу, в чём же дело. Она осведомляется можно ли в машине курить. Я разрешаю. Затягивается и никак не может успокоиться:

– Вот съездила. Не мужик, а мокрица какая-то. Это даже не маменькин сынок. Она ему чайник на стол не позволяет самому поставить. Всю жизнь игралась с игрушкой, теперь ищет дуру, которая согласится с этим плюшевым мишкой жить дальше. Кто с ним носиться будет? Кандидат каких-то там технических наук, похоже, никому не нужных. Обеспечен? На бывший совковый манер: двухкомнатная квартира и двадцать тысяч в месяц.

Дальше она рассуждала о мужьях сёстрах и жёнах матерях. Говорила она очень авторитетно.

И кроме неё было несколько экзотических пассажирок. Запомнилась, например, одна симпатичная девица, двадцати семи лет. Судя по внешности, она не врала о своём возрасте. Она была очень пьяна. Её провожал решительно настроенный и хорошо одетый молодой человек. Они долго прощались. В открытую дверь было слышно, как он ей сказал что-то по-английски. Она пыталась сморозить в ответ какую-то английскую фразу, но словарного запаса не хватило. Когда мы отъехали, она долго искала в сумочке телефон, и просила меня вернуться назад. Я поменял в магазине пятьсот рублей – у неё не было никаких других денег, а у меня не было сдачи. Найдя телефон, она расплакалась и сказала, что стесняется, что так сильно пьяна. Я же подумал, что эти слёзы от невозможности вернуться к тому, кто провожал её. С ней раньше ничего такого не было. Её муж много моложе её, – она повторила это несколько раз, – ему всего двадцать один год. Весь этот ералаш она закончила заявлением о том, что к ней в детстве – она была тогда в первом или втором классе – с сексуальными намерениями приставал отец.

Приятно возить усталый рабочий люд, в позднее время добирающийся домой. Первого такого пассажира я хорошо помню. Он сложил на коленях ещё черные от машинного масла руки. Лицо было бледным. Сказал куда надо и не проронил больше ни слова.

Из ночных клубов часто приходится возить весёлых пьяниц. Среди них немало приличных ребят, разминающихся после работы. Эти не матерятся и хорошо платят. Гульба – дело добровольное и должна приносить радость. Хуже, когда приходится везти народ попроще, выбравшийся себя показать. Этим надо надраться до безумия. Они и трезвые достаточно косноязычны, а уж под действием вина изъясняются исключительно при помощи мата – навязчивого и однообразного.

Ещё хуже завсегдатаи ночных заведений. Говорят они на особенном сленге, составленном из английских и русских матерных слов и совсем невинных, школьных словечек вроде известного «прикола». Обсуждаемые темы – одна похабщина, с жопами, сиськами, тёлками и пидарами – об этом непременно. Одеты они всегда вызывающе и, чаще всего, безвкусно.

Не редки и розовощёкие юнцы – комсомольцы в четвёртом поколении. Наглые, самоуверенные. Явились на всё готовенькое и ненавидят прочую шваль, которой такого счастья не выпало. Меня всегда удивляла их уверенность в своём праве командовать другими людьми.

В хорошем настроении они дают ностальгическую ноту. Добрые старые времена они знать не могут: малы были. Но аргументы из того времени приводят: дешёвая колбаса, бесплатные пионерские лагеря, постоянные цены на хлеб и водку. Теперь на прилавках магазинов много товаров, а купить не на что. Чем лучше, когда купить есть на что, но пусты прилавки? Почему-то никто из них не вспоминает, что младшему научному сотруднику платили по сто рублей в месяц. Пенсионеры получали по тридцать пять рублей. Жизнь требовала жёсткой экономии. Иногда, в случаях особо выраженного фанатизма, для пущей убедительности я говорю, что на такую пенсию жила моя бабушка. Я её не помню. Она умерла, когда я был маленький. Это чтобы поквитаться с молодым пропагандистом.

Попался мне как-то и агитатор женского пола. Села в машину, поправила полы длинного плаща. Сложена прекрасно: стройна и выступает заметная грудь. Голос приятный, хотя звучит чуть глуховато. Диалог наш развивался по законам жанра.

– Обычно я беру деньги вперёд, – обращаюсь я к ней, – но с Вас не буду. Вы ведь от меня не убежите?

Она улыбается.

– Да я пассажир не опасный.

– И удобный, – добавляю я, – мы с Вами соседи.

Это действительно так – ей на Пискарёвский проспект.

– У нас хороший район. Такой зелёный. Сестра моя недавно вышла за нового русского. Он купил квартиру, теперь в антикварных лавках мебель подбирает. Как хорошо было раньше: не было ни бедных, ни богатых. Жили так дружно, одной семьёй, и всё поровну.

Тебя бы на месяц-другой в коммунальную квартиру с соседями алкоголиками, – думаю я, – у них, точно, выпивка делится поровну. По-другому бы запела.

– А мне нравится, что люди квартиры покупают.

– Но ведь это не всем доступно. Вот Вы, например, с извоза таких денег не заработаете.

– Почему же? Не на этом, так на чём-нибудь другом заработаю.

– Раньше всем путёвки бесплатные предоставляли.

– Не всем.

– Ну, кто хотел, те получали.

– Не кто хотел, а кому давали. – Я произношу это довольно резко, мне не хочется слушать про колбасу по два рубля двадцать копеек и коньяк по четыре двенадцать. Но дальнейшее несколько обескураживает меня.

– Мне кажется, – говорит она проникновенно, – таким людям как мы надо объединяться, чтобы поставить заслон всему этому зарвавшемуся ворью. Надо создавать организации. Вы согласны со мной?

– С вами я бы объединился – ненадолго. – Отвешиваю я, не моргнув глазом.

Она недовольно морщится:

– Вопрос был задан серьёзно, товарищ!

– Ответ тоже не шутка, – говорю я.

Устанавливается неловкая пауза. К счастью мы уже подъезжаем. Она берётся за ручку двери, чуть медлит. Я выжимаю сцепление и включаю передачу. Она понимает намёк и выходит.