Николай Недрин - Плохие оценки

© Николай Недрин, 2017

ISBN 978-5-4485-2279-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Одной девочке цыгане сказали, что они американцы. А еще сказали, что в Америке живут негры, которым в школе не ставят плохих оценок. Никогда не ставят, даже если они ничего не выучили.

Девочка задумалась. Потом пошла к старшему брату и спросила:

– Почему неграм не ставят оценок?

– Кто сказал? – удивился брат.

– Американцы, – ответила девочка.

– Подожди, – сказал брат, – дай гоблина убить! – И стал стрелять в гоблина из базуки.

Девочка постояла, посмотрела… Ей стало скучно.

– А кто страшнее – гоблины или негры?

Брат задумался. Даже поставил игру на паузу:

– Фиг знает. Я в негров никогда не стрелял. Иди погуляй уже!

Девочка пошла на улицу, сходила к американцам, но их мама сказала, что они уехали – за металомом .

– А зачем металом? – спросила девочка.

– Ракету строить будут, на луну полетят! – ответила американская мама и пошла ощипывать курицу. – Хочешь курицу поощипывать?

– Нет! – крикнула девочка и побежала дальше. На соседней улице жил дядя Харлампий, который воспитывал мышонка по имени Петр. У Петра не хватало одной лапки, у дяди Харлампия – трех пальцев. Но все равно он был умный и всегда отвечал на вопросы. А еще у дяди Харлампия была секретная работа, поэтому заходить к нему можно только тогда, когда никто не видит.

Каждый раз дядя Харлампий угощал девочку конфетами и говорил, что ее тоже возьмут на секретную работу. Если она пройдет испытание.

– А когда будет испытание? – спрашивала девочка.

– Еще рано, – отвечал дядя Харлампий и доставал своего мышонка. Девочка гладила Петра и кормила хлебной корочкой.

– А если меня возьмут на секретную работу, можно будет в садик не ходить? – спрашивала девочка.

– Конечно можно. А ты не любишь садик?

– Не-а. Там противная тетя Тоня – она меня ложкой по лбу ударила!

– Ты, наверное, баловалась?

– Ну… Я компот вылила в суп и сказала, что не буду есть.

– Это нехорошо ты сделала.

– Знаю, – вздохнула девочка, – поэтому и маме не стала жаловаться.

– А про меня маме не рассказывала?

– Нет, ты что, меня же тогда не возьмут на секретную работу!

– Правильно, – улыбнулся дядя Харлампий и погладил девочку по голове.

В этот раз, прибежав от американцев, девочка сразу спросила:

– Халампий! – (Вообще-то девочка букву «р» выговаривала, но считала ее лишней в таком имени, как Харлампий.) – Ты знаешь, почему неграм не ставят оценок?

– Каким таким неграм?

– Ну американским конечно!

– Американским… Наверное, потому, что если неграм поставить плохие оценки, то будет скандал.

– Они тогда напьются водки? – предположила девочка.

– С чего ты взяла? – удивился дядя Харлампий.

– Скандал – это когда одни люди напиваются водки и сильно кричат на других людей, – уверенно сказала девочка. – А что, американцы тоже не любят скандалов?

– Не любят. Когда кто-то устраивает скандал, американцы достают ракеты и говорят, что запустят их к нам, в Россию.

– В Ра-а-сию? – удивилась девочка. – А я думала, ракету только на луну запускают!

– Разные бывают ракеты. Бывают хорошие, а бывают плохие.

Девочка задумалась:

– Ракеты как люди. Ты, Халампий, всегда хороший, а вот папа только иногда. Но чаще всего плохой.

– Обижает тебя?

Девочка не стала отвечать и приказала:

– Ну, давай теперь в носорога играть!

А ночью девочке приснился сон. Как будто дядя Харлампий узнал на секретной работе, что американцы запустили в Россию плохие ракеты. И вся Россия скоро взорвется. Но дядя Харлампий сказал: «У меня глубокий подвал. Мы там спрячемся, и ракеты нас не достанут». И они пошли в подвал, но забыли Петра. Девочка стала просить: «Давай вернемся за Петром! Он же не сможет спастись!», но дядя Харлампий не разрешил. Вместо этого он дал девочке толстую курицу и велел ее щипать .

Каждый раз, когда девочка щипала курицу, та вздрагивала, но молчала.

Вздрагивала и молчала. До самого утра.

У Валеры в правом кармане маска. И в левом тоже. Еще в пакете – штук пять. По пять рублей штука. Итого – семь. В случае чего, должно хватить.

Валера так решил: если рядом начнут кашлять, он сразу надевает маску. И старается побыстрее от заразы уйти. Если это случится в автобусе – надо будет надеть две маски, потому что некуда уходить. Хорошо еще, что он отказался от маршруток. Теперь только на автобусах ездит. Хоть какая-то перестраховка: в маршрутке даже две маски не спасут, если зараза рядом сядет.

Когда Валера залез в интернет и выяснил, что в Адыгее – за неполный январь! – умерло уже 11 человек от гриппа, стало не по себе. Не по себе – это слабо сказано. Валера вдруг понял, что 11 человек – это не 5, не 7, не 9. Раз число стало двузначным, это уже эпидемия. Такая вот русская рулетка (или все-таки адыгейская?) за каждым углом.

А что же власти? Как допустили? Как дошло до такого?!

А что власти? Ну посокрушались, ну покритиковали друг друга, ну велели сами себе, что на следующий год привьют всех и каждого. Если, конечно, будет чем. А то ведь, сами поймите, граждане, – санкции, кризис, Украина, Сирия…

Не до гриппа им, в общем – понимает Валера. Даже сочувствует: «Правосеки проклятые виноваты!» Поэтому каждый сам за себя.

Валера хотел было взять больничный, пошел в поликлинику с коробкой конфет, но получил от ворот поворот.

– Вы, гражданин Коптев, совершенно здоровы. Пока, – заявила суровая врачиха.

– Пока?..

– До свиданья, гражданин Коптев. Следующий!

Валера вышел. Почему-то подумал про врачиху: «Такая бы на скотобойне сгодилась».

Врачиха тоже подумала про Валеру, вернее про его конфеты: «Зачем мне седьмая коробка?! И почему у людей фантазии никакой нет!»

Валера едет в автобусе. Из города домой. За окном еще светло, и Валере грустно.

Правильно ли он поступил?..

Руки засунул в карманы. Там у него маски – последняя надежда в случае чего.

– Чего? – переспрашивает Валера.

– Сколько стоит по городу? – повторяет сморщенный старик. Он залез на остановке ЦКЗ. Из-под расстегнутого ворота выглядывает тельняшка. Голос хриплый.

– Не знаю, – говорит Валера, – кажется, десять рублей.

– Чирик всего? Это я удачно попал! – Старик расплачивается и снова подсаживается к Валере. – Служил, земляк?

Валера оглядывает старика внимательнее: нет, это не старик. Ему лет 40—45. Просто слишком сморщился. От хорошей жизни… Зато закаленный.

– Служил.

– И я. Это сейчас разве мороз? Вот у нас в Тюмени (я в Тюмени служил) так треснуло, что за неделю пятеро умерло. И еще пальцы поотморозили. Гангрена, все дела. А у вас сколько умерло?