Михаил Буканов - Картинки с ярмарки. Мусоргский отдыхает

Впереди показались строения центральной части Североморска. Он и состоит то из одной длинной улицы с новыми домами и парой магазинов. Здесь же и поликлиника, куда вожу я больных. Штаб Северного флота расположен далеко в стороне. Его жёлтое здание хорошо видно, когда входишь в Североморскую бухту. Вот обрадуется враг, когда для бомбёжки прилетит! Просто не мишень, а прелесть что такое… Собственно город – хаотическое нагромождение одноэтажных деревянных домиков, где и живёт большинство населения. Провожал как то я местную одну до дома, с отцом даже познакомился. Живут в хибаре, вода, правда, есть, а сортир на улице. И это при Североморской погоде! Жители здесь практически из военнослужащих всех родов войск, относящихся к Северному флоту. Ну и мориманов конечно! Запашок от нас интересный такой. Вроде и спиртным пахнет, но не водкой или там вином, а чем то к «валерианке» ближе! Может этот кориандр и в природе так пахнет. Но глупо попадаться патрулям, а их сейчас, во время массового увольнения на берег, достаточное я думаю количество. Или, если героя «Вия» слова использовать, соразмерное! По Уставу я должен легко переносить тяготы и лишения воинской службы и думать только о повышении своего морально-политического уровня, да гнать в гору профессиональную подготовку! Об выпить я думать не моги. Категорически! Устав такой разврат запрещает. Поэтому в кармане у меня цыбик самого дешёвого грузинского чая номер 96. Это даже и не чай, а вроде той субстанции, из которой дед и бабка сварганили Колобка. По сусекам поскребли, по амбарам помели! А в пачечке лежит то, что грузины получили после вытряхивания пыльных мешков из под чая. Номер 96! Однако, если пару щепотей взять в рот и жевать, никакого запаха алкоголя не будет. Проверено не единожды! А вот и ярко освещённый вход в клуб. Приветствуем патруль перед входом, заходим и раздеваемся в гардеробе. Система «сам бери». Ну и правильно, повесил на крюк, номерок в карман. Кому твоя шинель нужна? У всех такие же. В большом зале во всю танцуют. Музыка по трансляции, танцы чередуются. Быстрый, медленный, Фокстрот, танго. Как ни странно, но девиц сегодня побольше. Оказывается прибыло пополнение в воено-морские силы. Теперь девчонки могут добровольно служить во флотских присутственных местах. Всякие там машинистки-телефонистки. Но зарплата как у вольнонаёмных. И живут в общежитии, а не в казарме. Договор заключают на три года, а потом, если хотят, продлят. Это всё я узнаю во время медленного танца. Пригласила меня она сама, так как кто то там, нам не видимый, объявил «белый танец». Девица почти одного со мной роста, в чёрном бархатном платье и, для этих мест, совсем даже ничего. По ходу, узнаю у неё адрес. Может когда и наведаемся. Но это вряд ли. Завтра их отправляют служить в Ура-губу, а мы туда почти и не заходим. Там стоянка атомных подводных лодок. Танцуем ещё один танец, на этот раз быстрый. Хорошо получается. Многие на нас даже смотрят с восхищением и завистью! И в это время голос по трансляции, извещающий, что в связи с общефлотской боевой тревогой увольнения отменяются. Всех просят прибыть в свои части и на корабли. В свои части, потому что среди нас есть матросы на берегу служащие. И не только там писаря и обслуга, но и ракетчики. Приятель мой московский Коля Трошин туда попал. Кончен бал, погасли свечи. Благодарю свою партнёршу и расстаёмся с ней навсегда. Не довелось мне её повидать, хотя в Уре и бывать приходилось…

Идём на корабль и гадаем. Учения или посерьёзней чего. Тут у всех на слуху события 1962 года, когда корабли флота чуть не схлестнулись с американцами! Причал, трап, корабль. Сдаю увольнительную после доклада вахтенному офицеру. Мы дома. В кубрике, те кто не ходил в увольнение, оставили мне кружку чая, два куска сахара и сухарь белый. Это наш обычный ужин. А служить мне ещё как медному котелку. А надоело всё, включая морскую романтику, уже сейчас. Единство и борьба противоположностей! Гегель с Марксом и Энгельсом ещё когда всё про меня вычислили. Пойду спать пока в моей медицинской помощи никто не нуждается. Арриведерчи, гуд бай, ауф видерзеен. Совсем как в навязшей в зубах песенке, исполняемой то ли Ивом Монтаном, то ли Марком Бернесом. В кубрике гаснет свет. Спим.

1965. Ноябрь… «А у психов жизнь, так бы жил любой…»

Хорошие песни Галич пишет. И со знанием дела. Я имею ввиду не положение в дурдомах, а мир внутренний советского человека. Только как то во мне не соотносится Галич, лауреат премий разных от властей предержащих, и Галич, автор песен, советскую нашу жизнь совсем с другой стороны имеющий. Куртизан этакий! Но давно уже умными людьми сказано, «Не судите, да не судимы будете.» И, пока я доедаю кусок хлеба с ветчинно-рубленной колбасой, песенный концерт продолжается, и я узнаю правду о гадах-физиках и целительных свойствах «столичной», очень уж хорошей против стронция. Запиваю стаканом крепкого сладкого чая и убираю посуду, ополоснув её под краном. Магнитофон не мой. Приятель уехал в командировку месяца на три. Чего то он там в тундре монтирует за хорошие деньги, а проживает в «коммуналке» на Ульяновской. Так что бы кто магнитофон не «оприходовал» в его отсутствие, Лёха и завёз аппарат ко мне. Три месяца с Кукиным, Клячкиным, Городницким, Окуджавой и прочими. Особенно хорош в этой гоп-компании Владимир Высоцкий. И по теме всё, и за душу берёт. А уж после расслабона просто в кайф! Сейчас утро, пора уходить на работу. Небось психи в моё отсутствие по лекарствам соскучились.

Я работаю «аминазиновым» фельдшером, то есть на мне лежит практическое выполнение бесцельных и, по моему глубокому убеждению, большей частью вредных и бессмысленных врачебных мечтаний об исцелении психически больных людей от их недугов. Это я колю аминазин, стелазин и прочее в не охотно подставляемые задницы. Я раздаю два раза в день просто груды всяких лекарств, судя по всему настолько вредных для человека, что запивают их не водой а тёплым молоком. Куда делась древняя мудрость, говорившая, что основой работы врача является девиз «не навреди». По моим наблюденим человечество пока ещё не в курсе дела в лечении пациентов нашего профиля. Принимаемые лекарства стремительно разрушают внутренние органы, а на основное заболевание если и оказывают какое то влияние, то простым глазом неразличимое, только глазом врача-психиатра. Я где то читал, что зубной врач, когла сверлит зуб, выбирает для процесса наиболее болезненные места, таким образом определяя ареал поражения кариезом. Метод, конечно, интересный, если учесть, что при сверлении зубы не обезболивают. А иначе как ты определишься? Боли то не будет. Так и врачи наши, профессионалы, работающие с такой тонкой материей как психика. Действуют методом научного тыка. И в результате переводят людей из категории несущих всяческую херню, в категорию тихих дебилов, бродящих по коридору странной походкой с вожжёй слюны, бегущей изо рта, как у бешеной собаки. И месяцев через шесть выписывают пациентов домой в почти нормальном состоянии. Если нормой считать человекоподобное существо, правда без агрессии, но и без контакта в реальной плоскости с окружающим их миром! За это время, я думаю, природа сама позаботилась о несчастных детях своих. Острая стадия перешла в хронически стабильную. Внутренние голоса многим прекратили шептать своё, «девичье», поскольку обострение заболевания было связано с неумеренным потреблением горячительных напитков, а тут перерыв и значительный, что для «Белой горячки» смерти подобно. А для прочего букета заболеваний больничное пребывание во всяком случае способствует успокоению. Да и несчастные родственники, отдохнув полгода, с новыми силами будут присматривать за болезными. Короче, если бы и не лечили, а просто подержали какое то время взаперти, результат был бы почти тот же! Лечения от шизофрении, паранойи, психопатии, эпилепсии нет и в ближайшем будущем не предвидится. «Белая горячка» лечится, но лишь до очередного срыва больного. А мы лечим, лечим, лечим…